У врача был перевес по части солидности профессии. Зато я был выше него ростом. И готов был найти самую высокооплачиваемую работу, переучиться на хирурга, слетать в космос, что угодно, только бы Глория не уходила.
— Могу поспорить, ты в библиотеке Маркеса взяла.
— Тут и спорить нечего. Видела, как ты за мной наблюдаешь.
— Наблюдать — моя обязанность. Я инспектор по правам человека на шоколад. Слежу, чтобы в больнице было шоколадное равноправие. Тут все жрут шоколад, даже медсёстры на посту, а у тебя шоколада нет. И я сейчас буду перераспределять излишки. Принесу тебе несколько шоколадок.
Она покачала головой. До меня дошло: а если ей просто запрещено есть сладости? Вдруг она диабетик?
— Но если тебе нельзя, то извини, пожалуйста...
— Можно. — Наконец-то чуть улыбнулась. — Просто пока не хочу.
— А что у тебя с телефоном?
— Сеть не ловит. Вообще.
Показала экран телефона. Честно говоря, я там ничего не понял. Какие-то странные значки, какой из них обозначает качество связи? Спрашивать я не стал. Может, со своим ископаемым кнопочником давно отстал от жизни.
— Родители у тебя, наверное, с ума сходят.
Придурок, зря я это сказал.
— Они в командировке. Там связи нет. Но когда вернутся... — она опять погрустнела. — И уже скоро.
— Да не проблема, звони с моего.
Она снова странно на меня посмотрела. Словно через стекло на обитателя какого-то террариума.
— Знаешь, ты очень красивая, — ляпнул я.
— Знаю. Только учти, дело это временное. Каких-то двадцать лет — и от красоты ничего не останется. Поседею и потолстею. Страшно?
— Нет. Через двадцать лет зрение у меня от моих скриптов уйдёт в такой глубокий минус, что я буду видеть всё расплывчато, как через фотофильтр. Расплывчатое всегда красиво. И тогда я брошу заниматься сайтами, и открою кафе-бар «Толстый кот». Специальное заведение для тех, кто не боится толстеть. Там будет всякая калорийная жрачка, специальные большие стулья и ещё талисман бара — настоящий жирный котяра килограмм пятнадцать весом. Его можно будет гладить и подкармливать. И конкурс для посетителей будет — кто сожрёт больше пончиков, тому робот-пылесос в подарок.
Во меня понесло. Зато Глория больше не смотрела на меня этим своим «застекольным» взглядом. И снова улыбнулась.
— Тебе-то самому потолстеть явно не грозит.
— А я постараюсь.
— Ты знаешь, операции тут проводят под общим наркозом или под местным?
— В таких случаях, как наш — под местным. Отключают нервы в руке, и всё. Лежишь себе и с анестезиологом анекдоты травишь. Бояться вообще нечего. Единственное, чего я тут реально боюсь — клизмы. Говорят, её перед операцией всем без разбору ставят.
В тот вечер до шоколада дело не дошло, мы болтали, пока не вернулась дежурная медсестра и не разогнала нас по палатам, заорав так, что эхо пошло гулять по коридору: «Хватит базарить, люди спят!». Зато назавтра я подкараулил Глорию в коридоре и вручил ей весь шоколад, который нашёл в своём пакете с едой. В продолжение всего дня старался не докучать ей: было очевидно, что сближение — вопрос времени, возможно даже, длительного времени. Она, как я с самого начала понял — вернее, просто знал — была довольно замкнутой и резкой в суждениях.
Встретились только вечером, на том же продавленном диване.
— Сбежал от телевизора, — объяснил я. — Когда соседи включают новости, мне хочется эмигрировать куда-нибудь в Антарктиду. Среди пингвинов, во всяком случае, нет диванных аналитиков, которые готовы тебе глотку перегрызть за то, что ты согласился или не согласился с тем, что сказали по ящику.