— А я сбежала от сериалов, — сказала Глория. — Тётки в палате такую муру смотрят, что в придачу к перелому руки гангрену головного мозга заполучить можно.
Руку она сломала, когда упала с велосипеда. Вернее, когда её толкнули на асфальт какие-то гопники. Они отобрали у неё велосипед и едва не сдёрнули с неё сумку. Уроды. Даже протащили по асфальту пару метров, но сумку отнять не смогли. Она возвращалась одна поздно вечером со своей новой работы в редакции какого-то журнала. На следующий день начальник, вместо того, чтобы отправить на больничный, попросту уволил её. Ему, видите ли, не хотелось оплачивать больничный не зарекомендовавшего себя работника. Когда я ещё в офис ходил, начальник у меня был таким же придурком, карал или миловал в зависимости от того, какая ноздря у него зачешется.
— В следующий раз звони мне, как будешь поздно возвращаться домой.
— Они и на парней нападают.
— А я приду в костюме Фредди Крюгера.
Потом наш разговор унесло в сторону темы одиночества человека в мегаполисе.
— Если человеку одиноко наедине с самим собой, значит, ему будет так же одиноко и с кем-то, — твёрдо сказала Глория. — А если с собой не одиноко, то нет особого смысла быть с кем-то.
Ещё совсем недавно я бы горячо поддержал подобное высказывание. Но теперь это оказалось единственным, в чём я с ней был решительно не согласен.
В общем, ещё через сутки, к концу третьего дня нашего знакомства, я твёрдо был намерен взять судьбу за шкирку и вытрясти возможность встречаться с Глорией дальше, после выписки из больницы.
Особых препятствий тому я не видел — если бы не одна штука, мелочь, которая, тем не менее, отчего-то меня тревожила.
Ещё в вечер первого нашего разговора, вернувшись в палату, я достал из тумбочки планшетник и забил в поисковую строку гугла «terranova телефон». Очень уж мне дизайн понравился. Хотелось посмотреть на продукцию этой неизвестной фирмы. Гугл вывалил адреса магазинов одежды, трейлер посредственного сериала, ещё много разной дребедени — но никаких телефонов. Вообще. Я полез в каталоги магазинов сотовой связи. Если верить интернету, марки TERRANOVA, под которой выпускали кнопочники какого-то инопланетного, но очень привлекательного дизайна, просто не существовало.
Может, корпус на заказ сделан, в растерянности соображал я. Хотя Глория, с её прямолинейным отношением ко многим аспектам действительности, вряд ли баловалась подобной ерундой.
В наших разговорах она упоминала фильмы, которые я не то что никогда не смотрел — никогда о таких даже не слышал (хотя во время работы часто кручу фоном всякое кино), и называла книги, которые я никогда не читал. Называла вместе с книгами Достоевского, Маркеса и Умберто Эко. Разумеется, это было нормально, всего на свете не прочитаешь и не посмотришь. Но в комплекте с загадочной маркой TERRANOVA незнакомые названия обращали на себя, быть может, больше внимания, чем при иных обстоятельствах. Сквозили в речи подозрительными провалами в холодноватое, непроглядное тёмное пространство. Одним словом, как-то... напрягали.
В третий вечер наших бесед Глория сказала, что на завтрашнее утро у неё назначена операция. Я разволновался, как последний идиот, хотя постарался этого не показывать.
Было уже поздно, одиннадцатый час. Я вернулся в свою палату. Почти все мои соседи уже спали. Будят тут пациентов ни свет ни заря — приходит санитарка громыхать шваброй под койками и мыть судна, приходит медсестра выдавать кому-то таблетки, мерить давление, делать что-то ещё — поэтому нормальные люди отправляются на боковую в самое детское время.
Я же забрал из тумбочки бумажник, накинул на плечи куртку от тренировочного костюма и пошёл к лестнице. Медсестры на посту опять не было. Я цинично подумал, есть ли доля правды в байках о том, что медсёстры напропалую спят с врачами. Просто мне сейчас совершенно не хотелось встретить ни медсестру, ни дежурного врача. Ещё не хватало чего-то им объяснять.
Широкая лестница, стелившая свои пролёты вокруг тёмной клетки лифта, была затоплена прохладной, бетонно-гулкой тишиной, местами ступени призрачно светились отблесками света уличных фонарей, рябого из-за полуоблетевших деревьев, устроивших перед окнами беззвучный театр теней. Шлепки моих сланцев казались мне просто оглушительными, на них вся больница должна была сбежаться.