Но не проснулась даже охранница внизу. Перед ней мерцал маленький телевизор, на экране кто-то кого-то бил в морду и ехала полицейская машина, а сама охранница, отлично экипированная, в многокарманной униформе, сделавшей бы честь любому полицейскому, подрёмывала, клюя носом в кружку с остывшим чаем. Мимо неё я прошёл едва дыша и стараясь не отрывать от пола шлёпанцы.
Гардероб, разумеется, был закрыт. Входная дверь, конечно же, тоже — и если на замок, то всё моё предприятие можно было считать бездарно завершённым. Пациентам вообще нельзя покидать больницу без разрешения. Тем более в таком виде. В полутьме тамбура виднелся засов на двери. Отодвигать его приходилось только одной, здоровой, рукой, и поддался он с диким грохотом. Эхо разорвалось в холле, будто снаряд. Охранница, наверное, со стула свалилась. Не оборачиваясь, я поскорее выскочил за дверь. Интересно знать, каким образом я теперь попаду обратно?
Придерживая загипсованную руку, я бегом пошлёпал по лужам за ближайший угол, там продрался через чёрную мешанину веток и пошёл вдоль забора, который, как и положено всякому добропорядочному забору, прятал за кустами брешь — кто-то аккуратно выпилил пару металлических прутьев. Я очутился на улице, широкой, но из-за позднего часа почти безлюдной.
Снова шёл мокрый снег, крупный, тяжёлый, он ломился сквозь конусы света уличных фонарей, наливаясь сочной рыжизной, после чего налипал на ветви, креня деревья, или размазывался слякотью по асфальту. Холод ошарашивал, прямо-таки бил под дых. Одет я был, мягко говоря, очень не по погоде — футболка, тренировочный костюм, причём куртка лишь наброшена на плечи, сланцы на босу ногу. Так что, покуда я дошёл до павильончика «Цветы 24 часа» у автобусной остановки, успел закоченеть до рези в руках и ногах. Первый встреченный мной прохожий отшатнулся, второй просто вылупился как на психа. Так же на меня вытаращилась и русалка из цветочного павильона, маленькая девушка с непомерно длинными, крашенными во что-то седовато-серое, волосами и крохотным рыбьим ртом. В сыром джунглевом тепле павильона тоже подквакивал телевизор, установленный на кронштейне, и пахло свежо и зелено.
— Мне нужен букет, — сказал я, пересиливая частую дробь зубов. — Самый большой и красивый букет, какой у вас есть. И чтобы стоял долго.
Девушка захлопала наклеенными зелёными ресницами, глядя сначала на мою загипсованную руку, затем на забрызганные грязью ноги в сланцах.
— Из больницы, — счёл нужным пояснить я ей. — Не волнуйтесь, там травматология, а не дурка.
— Могу предложить голландские розы... — В девушке включился реализатор.
— Я в этом ничего не смыслю, — честно сказал я. — Давайте на ваш вкус, только что-нибудь реально классное. Ну чтобы полный отпад.
Русалка выглядела вялой и нерасторопной, но букет соорудила знатный. Эта цветочная громада топорщилась во все стороны, едва помещаясь в дверной проём. Выглядела диковато, но, на мой вкус, по-своему стильно, и вполне годилась, чтобы удивить и порадовать. Я почти наверняка знал: Глория не принадлежит к категории девушек, которые считают, что каждый подарок, каждый знак внимания следует расценивать чуть ли не как попытку снять или что-то такое. По-моему, в её картине мира оставалось место бескорыстным поступкам.
Оказалось, что терминал для оплаты банковскими картами не работает. Нужно было добывать наличку. Следуя объяснениям русалки, я прошёл два дома — точнее, проскакал, придерживая руку, сквозь снег — и обнаружил банкомат в леденцово-жёлтом застеклённом холле банка. Хорошо, работающий.
Когда я, наконец, вернулся к дверям больницы, в обнимку с букетищем, насквозь мокрый от снега и промёрзший до ошаления, то принялся бить ногой в дверь, рассудив, что рано или поздно им там надоест и кто-нибудь мне откроет. Здоровая рука всё равно была занята.
Мне открыла охранница и первым делом начала орать на меня отборной матерщиной.
В честь моего несанкционированного отлучения из больницы стихийно организовалось собрание, включавшее охранницу, двух медсестёр и дежурную врачиху (не врача). Всё это были женщины средних лет, злые снаружи и сентиментальные внутри. Я слишком медленно соображаю для вранья, и оттого честно сказал: пошёл купить цветы для девушки, пациентки, которая мне понравилась. Всем тут дарят цветы — а ей почему-то нет.