– А сколько было наших? – спросил я.
– Я слышал только, что пятьдесят-шестьдесят человек из Первого воздушного полка уложили дружеским огнем, – сказал Бегун. – Такое дерьмо иногда случается.
– Дружеским огнем? – удивился я.
– Снарядами всех сортов и размеров, – сказал Бегун, улыбаясь странной улыбкой, смысл которой я понял лишь много позже.
Крысолов издал некий странный звук – что-то среднее между смехом и рычанием.
– В конце концов, – сказал он, – я раздулся почти в два раза больше своих прежних размеров. Чувствовал себя при этом как гребаный футбольный мяч. У меня распухли даже веки. В конце концов меня доставили на базу в госпиталь и там обложили льдом. Но что самое странное, во мне не сломалась ни одна косточка.
– Интересно, в каком там состоянии этот парень? – сказал Чердак, похлопывая по мешку без таблички. Почти все метки доходили до нас уже с именами, и нам вменялось в обязанность следить за тем, чтобы таблички были на месте при отправке трупов. Мы должны были расстегивать мешки и сверять имена на табличках, прикрепленных снаружи, с другими табличками, которые либо были засунуты в рот трупа, либо прикреплены к телу клейкой лентой. Тела отправляли в Америку, где армия дарила напоследок своим солдатам по деревянному гробу, в которых их отправляли родственникам.
– Твоя очередь, Андердог, – сказал мне Чердак. – Ты еще не запачкал руки, правда? Давай, проверь этого парня.
– Если сблюешь на труп, я выпущу из тебя кишки, – пообещал ди Маэстро и тут же удивил меня, неожиданно рассмеявшись. До этого момента я ни разу не слышал его смеха. Это был скрипучий зловещий звук, который раздавался словно из мешков, лежащих перед нами.
– Да, не блюй, пожалуйста, на труп, – поддержал его Пират. – Это очень его испортит.
Чердак решил заставить меня расстегнуть мешок и поискать именную табличку на трупе с того самого момента, когда увидел, что на мешке нет ярлыка.
– Ты новенький, – сказал он. – Эта работенка как раз для новеньких.
Я медленно двинулся в сторону Чердака, стоявшего возле мешка. На секунду мне показалось, что, как только я открою мешок, оттуда обязательно выскочит какое-нибудь безобразное существо, вымазанное в крови, как Крысолов, рядом с которым разорвало в клочья Бобби Суэтта. Ведь он именно поэтому рассказал мне свою историю! Они хотели, чтобы я закричал, они хотели, чтобы волосы мои за несколько секунд стали седыми. А после того, как меня вырвет, они по очереди будут выпускать мне кишки. Ведь именно таково их понятие о «дружеском огне».
В конце концов я ведь не так давно оставил свое прежнее "я" за воротами Тан Сон Нат.
Бегун разглядывал меня с неподдельным любопытством.
– Это работа для новеньких, – повторил Чердак, и я вдруг понял, что до меня новеньким в этой компании наверняка был он.
Я склонился над длинным черным мешком. С обеих сторон к нему были пришиты полотняные ручки, между которыми проходила молния.
Я схватился за молнию и пообещал себе, что ни за что не закрою глаза. Я слышал, как стоящие сзади мужчины вздохнули и затаили дыхание. Я собрался с силами и потянул за замок молнии.
И меня действительно чуть не вырвало, но не потому, что я испугался увиденного, а из-за чудовищного зловония, вырвавшегося, подобно черной собаке, из открытого мешка. На секунду я все-таки закрыл глаза. Мне словно накинули на лицо грязную паутину. Из мешка на меня смотрели вытаращенные глаза мертвого солдата. У меня сжало желудок. Это был как раз тот момент, которого все они ожидали. Я знал это. Задержав дыхание, я расстегнул молнию еще на несколько дюймов.
Лицо мертвого парня было изуродовано выстрелом – не хватало правой щеки. Во рту ничего не было. На горле лежали несколько зубов. Форменная рубашка была черной от засохшей крови – взрыв, лишивший парня щеки и нижней челюсти, оставил его также и без горла. Мне видны были только тонкие косточки, торчащие из его неба.
– У этого парня нет таблички, – спокойно произнес я, хотя больше всего мне хотелось закричать.
– Ты не окончил осмотр, – сказал ди Маэстро.
Я поднял на него глаза. Через брюки его переваливался толстый живот, четырех-пятидневная щетина начиналась прямо под глазами.
Он напоминал толстого козла.
– Кто приводит трупы в порядок? – спросил я, прежде чем понял, что сейчас получу ответ, что это делают новые парни.
– Их приводят в относительно презентабельный вид уже там, в Америке, – ди Маэстро осклабился и сложил на груди руки, демонстрируя татуировку со скалящимся черепом. Я почувствовал вдруг, что Миллхейвен, мой Миллхейвен, опять рядом – дома с облупленной штукатуркой, заброшенные автостоянки, отель «Сент-Элвин».
Я увидел лицо своей сестры.
– Если не найдешь табличку в рубашке, учти, они иногда кладут их в карманы или сапоги. – Ди Маэстро отвернулся. Все остальные давно уже потеряли к этому делу всякий интерес.
Я с трудом расстегнул верхнюю пуговицу задубевшей рубашки, стараясь не касаться изуродованной плоти. Запах трупа проникал мне в ноздри, глаза застилал туман.
Пуговица наконец расстегнулась, но воротник отказывался расходиться. Я потянул посильнее. Запекшаяся кровь хрустела, как хлопья для завтрака. Я увидел еще несколько зубов, воткнувшихся в то, что осталось от задней стенки горла. Я знал, что то, что вижу сейчас, буду видеть в ночных кошмарах всю свою жизнь – клочья окровавленной плоти, открытое горло, провалившиеся внутрь зубы.
На месте шеи таблички не было. Я расстегнул еще две пуговицы, но снова не обнаружил ничего, кроме бледной, окровавленной груди.
Когда я отвернулся, чтобы перевести дыхание, то увидел, как остальные члены похоронной команды с деловым видом расхаживают между рядами трупов, открывая мешки и сверяя имена на наружных и внутренних табличках. Я снова повернулся к своему неопознанному трупу и начал сражаться с пуговицей на кармане рубашки.
Карман наконец расстегнулся, и, засунув туда руку, я нащупал под пальцами острый край металлической таблички.
– Порядок, – сказал я, извлекая ее на свет божий.
– Чердак перетряхивал такие мешки за пять секунд, – сказал ди Маэстро.
– За две секунды, – поправил его Чердак, даже не глядя в нашу сторону.
Отойдя на шаг от зловонного трупа, я попытался разобрать, что написано на табличке.
– Андердог у нас – настоящий ловец жемчуга, – прокомментировал ди Маэстро. – Пойди отмой ее.
В углу сарая стояла грязная раковина. Я подержал табличку под струёй горячей воды. Трупный запах все еще преследовал меня, он словно прилип к лицу и рукам. Хлопья крови, смываясь с таблички и растворяясь, окрашивали воду в красный цвет. Я положил табличку на раковину и вымыл лицо и руки дезинфицирующим мелом, пока не пропало ощущение грязи, слыша, как гогочут за моей спиной «товарищи по работе». Потом я вытер лицо висевшим рядом с раковиной грязным полотенцем.
– Должно быть, мечтаешь скорее оказаться в регулярной части? – сказал Крысолов.
– Имя рядового, – сказал я, беря в руки табличку. – Эндрю Т. Мейджорс.
– Правильно, – сказал Ди Маэстро. – А теперь прилепи ее к мешку и помогай нам закончить работу.
– Так вы знали его имя? – я был слишком изумлен, чтобы испытывать гнев. Только теперь я вспомнил, что у ди Маэстро был список, переданный ему офицером, и только одно имя из этого списка не было найдено ни на одной табличке.
– Ничего, привыкнешь, – почти добродушно произнес ди Маэстро.
* * *
Тогда я даже не понял того, что сразу дошло до остальных членов похоронной команды, – что Бобби Суэтт был убит американской взрывчаткой и что капитан Франклин Бачелор – «зеленый берет» с «дипломатом» и любовницей-вьетнамкой, так испугал лейтенанта подразделения Крысолова, потому что тот понял, что именно он водил две недели по джунглям то формирование вьетконговцев, которое преследовала миссия.
* * *
Когда на следующий день я подошел к сараю, Чердак снизошел даже до того, что поздоровался со мной. Я забрался в кузов вместе с ним и Пиратом и испытал вдруг наивную, почти детскую гордость за то, кто я и чем занимаюсь.