— Кое-что из сказанного мне говорить не стоило, Царь Теней. Мне, как никому другому, известно, каково это, когда тебя ненавидят за то, что ты не похож на сидхе.
Он кивнул.
— Королева называла меня своим Зверем. До того, как прибыть в распоряжение Мерри, я думал, что обречен влачить это жалкое существование, пока не стану просто Зверем, как Дойл — Мраком. — Он улыбнулся мне, послав тот доверительный взгляд, который он пока еще не заработал.
Было очень странно оказаться беременной после всего-то одной ночи с этим мужчиной. Но не то же ли самое случилось с моими родителями? Одна ночь секса, и моя мать оказалась в ловушке брака, который ей был неприятен. Семь лет брака, пока ей не позволили развестись.
— Да, Дворы жестоки, хотя я надеялась, что Неблагой Двор окажется более снисходительным.
— Они более лояльны, — заметил Дойл, — но даже у Неблагих есть свой предел.
— Они видели во мне доказательство того, что сидхе вырождаются как нация, потому что раньше они могли спать с кем угодно, сохраняя при этом чистоту крови, — сказал Шолто.
— Они восприняли мою смертность как доказательство того, что они вымирают, — проговорила я.
— А теперь те двое, кого они боялись больше всего, могут стать нашим спасением, — сказал Дойл.
— Забавная ирония, — заметил Рис.
— Я должна уйти, Мерри-деточка, — сказала Бабуля.
— Позволь нам проверить заклинание и убрать возможные побочные эффекты от него, — попросил Дойл.
Она выдала ему взгляд, который был не столь уж дружелюбным.
— Рис и Гален могут вас касаться, — сказал он, — Мне же это не нужно.
Она глубоко вздохнула, ее тонкие плечи поднялись и опустились. Потом она посмотрела на него мягче, более задумчиво.
— Да, надо осмотреть меня, но мысль о том, что ты меня коснешься, мне не нравится. Думаю, заклинание все еще не исчезло из моей головы, а зацикливаться на подобных негативных мыслях очень нехорошо. Они разрастаются и гноятся в моем сознании и сердце.
Он кивнул, все еще удерживая мою руку в своей.
— Именно так.
— Проверь заклинание, Рис, — сказала она, — Потом исцелите меня от этого. Я должна буду уйти подальше, пока вы не сможете придумать для меня способ противостоять подобным чарам.
— Мне жаль, Хетти.
Она улыбнулась ему, потом повернулась ко мне с чуть менее счастливым выражением.
— Мне жаль, что я не смогу помочь тебе с этой беременностью и с заботой о детишках.
— Мне тоже, — сказала я искренне. Мысль о ее отъезде ранила в самое сердце.
Рис вытянул блестящую нить так, чтобы всем было видно.
— Мне нужно твое мнение об этом, Дойл.
Дойл кивнул, сжав мою руку, потом обошел кровать, направляясь к Рису. Ни один из них, казалось, не хотел давать Бабуле возможности меня коснуться. Действительно ли дело было в сильном заклинании или же это была простая осторожность?
Если это была предосторожность, я не могла их осудить, но мне хотелось попрощаться с Бабулей. Я хотела бы коснуться ее, особенно, если это был последний раз, что я вижу ее до рождения близнецов. Одна лишь мысль об этом — что я не увижу ее до рождения малышей — потрясла меня. Я столько месяцев старалась забеременеть, что это стремление стало для меня единственной целью. Забеременеть, ну и выжить, конечно. Я не раздумывала над тем, что это на самом деле значит. Я не думала о младенцах и детях, о том, чтобы их завести. Это казалось странным упущением.
— Твое лицо, Мерри, оно такое серьезное, — проговорила Бабуля.
Я посмотрела на нее и вспомнила, как была маленькой, настолько крошечной, что могла свернуться у нее на коленях, и она казалась мне большой. Я помнила это ощущение предельной безопасности, будто ничто в мире не могло мне навредить. Я верила в это. Мне, наверное, еще и шести лет не было, когда я предстала перед Королевой Воздуха и Тьмы, Тётей Андаис, попытавшейся меня утопить. Это был момент, благодаря которому я ребенком осознала собственную смертность при дворе бессмертных. Было что-то иронично-приятное в том, что будущее Неблагого Двора заключено в моем смертном теле, которое Андаис сочла не достойным права на существование. Если бы меня утопили, то я была бы недостаточно сидхе для того, чтобы жить.
— Я только что поняла, что стану матерью.
— Конечно, станешь.
— Я никогда не задумывалась ни о чем, помимо необходимости забеременеть.
Она улыбнулась мне.
— Тебе придется беспокоиться о материнстве не раньше, чем через несколько месяцев.
— А что, бывает для таких волнений слишком рано? — спросила я.
Шолто подошел, чтобы встать с другой стороны от Бабули. Дойл и Рис рассматривали нить. Дойл обнюхивал ее, не пользуясь руками. Я и раньше видела, как он обнюхивает следы магии, словно мог выследить, кому они принадлежат, как гончая по запаху.