Глоток Мрака

Я склонилась над Шолто; летуны сдвинули щупальца вверх, удерживая только мои запястья, а руки я возложила на тело их царя. Я вершила прежде волшебство сексом и жизнью, но в моих жилах течет не одна эта магия. Я Неблагая сидхе, и мне доступна магия смерти, а не только жизни. В смерти, как и в жизни, есть сила. Есть сила в том, что ранит, как и в том, что спасает.

На миг я подумала воспользоваться подсказанными чарами для Дойля, но это волшебство предназначалось только для слуа. Моему Мраку оно не поможет.

Когда-то Богиня дала мне выбор — оживить волшебную страну силой жизни или смерти, секса или крови. Я предпочла жизнь и секс крови и смерти. И вот сейчас, в залитой кровью Ба рубашке, я выбираю опять.

Я повернулась к Рису. Гален то, чего я хочу, не сделает, промедлит.

— Рис, принеси мне тело Ба.

Лорел Гамильтон Глоток Мрака Перевод: sheally, редактура: just_a_viewer

И я, как человек, бредущий одиноко
По пиршественной зале опустелой.
Цветы увяли, и погасли свечи,
И гости разошлись, и он последний.

«Как часто тихой ночью», Томас Мур (из сборника «Ирландские мелодии», 1818 г.)

Джонатану, который готов пойти за мной на край Света, неся спасительный огонь, освещающий нам путь.

Посвящается

Дарле, которая помогает моим светлым порывам воплощаться в жизнь. Шерри, что все еще сражается за то, чтобы организовать нас с претензией на художественность. МерриЛи, моему агенту, что всегда готова облачиться в доспехи и ринуться в бой за мою честь. Шону, дружба с которым настолько древняя, что сама по себе может сходить в бар и заказать себе выпивку. Чарльзу, который показал мне, как прекрасен может быть небольшой хаос, и что отсутствие детализированного плана ещё не значит, что ничего не прокатит. Пили и Керри, что пережили с нами Драгон-Кон. Научному фантасту и ветерану ВВС США Майклу Зет Виллиамсону, который вызвался помочь мне с описанием боевого оружия. Все ошибки в этой области мои и только мои, но его вмешательство свело их к минимуму. Моей писательской команде, историкам-фэнтезистам: Деборе Миллителло, Марку Самнеру, Марелле Сендс, Шэрон Шинн и Тому Дреннану. Моим соратникам.

Глава 1

Больницы — место, куда люди идут за спасением, но врачи могут лишь подлатать ваши раны и собрать вас воедино. Они не могут исправить причиненный ущерб. Они не могут сделать так, чтобы вы не просыпались в неприятном месте или заменить правду на ложь. Хороший врач и прекрасная женщина из СПЖСН, Службы Поддержки Жертв Сексуального Насилия, не могла изменить тот факт, что я действительно была изнасилована. Факт, что я не могла этого вспомнить, потому что мой дядя использовал заклинание вроде наркотика «для изнасилования на свидании», не менял очевидного — тех улик, что они обнаружили в моем теле, когда обследовали меня и взяли анализы.

Вы, возможно, считаете, что быть настоящей живой принцессой фейри — значит жить в сказке, но не все сказки заканчиваются хорошо. Пока идет повествование, происходят жуткие вещи. Помните Рапунцель? Ее принцу выцарапала глаза злая ведьма, ослепившая его. В конце сказки слезы Рапунцель по волшебству исцеляют его… но лишь в конце сказки. Золушка была немногим лучше рабыни. Белоснежку пыталась четырежды убить злая королева. Все помнят про ядовитое яблоко, но не стоит упускать из виду лесничего, заговоренный пояс и отравленный гребень. Выберите любую сказку из тех, что основаны на старинных преданиях, и главным действующим лицом окажется героиня, влачащая жалкую, наполненную опасностями и всевозможными ужасами жизнь.

Я — Принцесса Мередит Ник Эссус, наследница трона страны фейри, и я на самой середине моей сказки. Финал типа «И жили они долго и счастливо», если он вообще будет таковым, кажется мне далеким и совершенно недостижимым.

Я очнулась в больничной кровати, в прекрасной частной палате, в очень хорошей больнице. Я была в родильном отделении, поскольку оказалась беременной, но не от моего умалишенного дяди. Я была беременна задолго до того, как он меня похитил. Беременна от мужчин, которых люблю. Они рисковали всем, чтобы спасти меня от Тараниса. Теперь я была в безопасности. В моем распоряжении был один из лучших воинов, что когда-либо были в стране фейри: Дойл, когда-то Мрак Королевы, теперь был моим. Он стоял возле окна, всматриваясь в ночь, так разукрашенную огнями больничной стоянки, что чернота его кожи и волос казалась намного темнее черноты ночи снаружи. Он снял свои солнцезащитные очки-маску, что носил почти всегда. Но его глаза были столь же темны, что и стёкла, их скрывающие. Единственный отсвет в полумраке палаты изредка бросали серебряные серьги-кольца, украшавшие линию одного его уха снизу доверху, до самого кончика, выдававшего его нечистокровное происхождение, не истинно придворную, а смешанную кровь, вроде моей. Бриллианты в мочке его уха искрились на свету, когда он повернул голову, будто почувствовав, что я смотрю на него. Возможно, так оно и было. Он служил королевским палачом за тысячу лет до моего рождения.

Его волосы длиной до лодыжек колыхались подобно черному плащу, когда он шел ко мне. На нем была зеленая больничная униформа, взятая взаймы. Она сменила одеяло из скорой, на которой нас сюда доставили. Он проник в Золотой Двор в облике большого черного пса, чтобы спасти меня. Когда он менял форму, он терял все: оружие, одежду, но, что странно, никак не сережки. Все его серьги, в том числе та, что использовалась для пирсинга соска, уцелели при его превращении в человека, возможно, потому, что уже давно стали частью его самого.

Он подошел, встав рядом с кроватью, и взял меня за руку — за ту, в которой не было иглы внутривенной капельницы, которая была призвана устранить обезвоживание и помочь мне легче перенести тот шок, в котором я к ним поступила. Если бы я не была беременна, они, скорее всего, накачали бы меня чем-нибудь посерьезнее. На этот раз я не отказалась бы от лекарств посильнее, чего-то такого, что помогло бы мне забыться. Не только из-за того, что сделал мой дядя, Таранис, но и из-за потери Холода.

Я ухватилась за руку Дойла, моя ладонь была такой крошечной и бледной в его большой и темной. Но рядом с ним должен был находиться другой мужчина, подле него, подле меня. Холод, наш Убийственный Холод, ушел. Не умер, не совсем, но был для нас потерян. Дойл, стоило ему лишь пожелать, мог перекидываться в различные обличья, возвращаясь к исходной форме. Холод такой способностью не обладал, но, когда дикая магия до краёв переполнила поместье, в котором мы жили в Лос-Анджелесе, она изменила его. Он превратился в белого оленя и выбежал в открытые двери, которые появились в том сказочном уголке, которого никогда прежде не бывало, пока мы не выпустили магию.

Страна фейри разрасталась впервые за сотни лет вместо того, чтобы угасать. Я, высокородная придворная дама, была беременна близнецами. Я была последним ребенком, рожденным среди высшего сословия страны фейри. Мы умирали как нация, хотя, может, и нет. Возможно, мы восстановим былое могущество, но на кой мне оно было нужно? Какой мне был прок от возвращения первобытной магии и возрождения страны фейри? Какой во всём этом смысл, если Холод стал оленем с разумом животного?

Мысль о том, что я буду вынашивать его ребенка, а он и не узнает об этом, и не поймет, заставило что-то сжаться у меня в груди. Я вцепилась в руку Дойла, но не смогла ответить на его взгляд. Я не знала, что он разглядит в моих глазах. Я больше не знала, что я чувствую. Я люблю Дойла, да, но и Холода я тоже люблю. Мысль о том, что они оба будут отцами, была радостной.

Он заговорил глубоким, грудным голосом, как будто патока или что-то густое, сладкое, могло перетекать в слова, но то, что он сказал на этот раз, было не таким приятным.