Рука Ясеня сжалась на моем плече.
— Но было ли это верным решением? — Спросил Консорт.
Я начал говорить «да», но сказала лишь:
— Не знаю. Мне сказали, что наша магия дана Вами. А значит, что это Вы разрешили нам украсть магию у гоблинов. Вы согласились с тем, что мы сделали?
— Никто не спрашивал нас, — сказала Богиня.
Ясень был поражен, и как и я изумленно смотрел на них. Они снова накинули капюшоны, и моим глазам и моему смертному разуму стало легче общаться с ними. Когда они закрылись? Сейчас? Несколько минут назад? Я не могла вспомнить.
— Кража магии у гоблинов было началом, после чего Вы стали отворачиваться от нас, — сказала я.
— А если бы ты, дочь, могла бы исправить эту несправедливость? — Спросил Консорт.
— Вы имеете ввиду вернуть магию гоблинам, — переспросила я. Уж лучше уточнить мысль.
— Да, — ответили они вместе.
— Вы имеете ввиду дать руки власти Падубу и Ясеню? — Спросила я. Ясень уронил руку, как будто это было уже слишком сложно для него.
— Да, — ответили они снова. Они начинали исчезать?
— Они сидхе настолько же, насколько и гоблины, — сказала я.
— Ты дала бы им силу сидхе, дочь? — Теперь оставались лишь голоса.
Если бы я сказала «нет», то Богиня снова бы отступила от меня и от всех моих людей? Я смотрела на Ясеня, а он не хотел смотреть на меня. Тогда я перевела взгляд на Падуба. Он впился в меня взглядом. На его лице была видна уверенность в том, что я скажу, как он думал. Это был не только гнев, за ним я видела причину этого гнева. Годами я видела в зеркале сидхе, смотрящую на меня и знала, что такую меня никогда не примут. Не имело значения, что вы выглядели как сидхе. Если у вас не было никакой магии, то Вы не были сидхе. Просто вы не были одним из них. Я знала, на что похоже это чувство — быть среди них, но не одним из них. Я выглядела даже менее похожей на сидхе, чем братья. По крайней мере они были высокими, и пока не увидишь их глаза, их можно было принять за сидхе. Я же никогда не стала бы своей для сидхе, даже с тысячью корон на голове.
— Вы вернете им их право по рождению? — Спросили голоса.
Из политический соображений я должна была бы сказать «нет». Для безопасности моего мира, я должна была сказать «нет». Мы уже когда-то подписали соглашение для общей безопасности, говоря «нет». Но в конце концов я дала единственный ответ, который считала верным для себя.
— Да.
Глава 43
Мы остались одни в кругу камней под белым светом луны в разгаре лета. Луна была настолько низко к нам, что казалось, протяни руку и коснешься ее. В это мгновение я сомневалась иллюзия это или реальность. Могла ли я коснуться луны? Может быть, и смогла бы, но мужчины рядом со мной явно не интересовались астрономией, и если луна предназначалась для наблюдения, то их тела тоже можно было рассматривать.
Их кожа была столь же бледна и прекрасна, как и любого сидхе. Только шрамы, которые украшали их кожу говорили о том, что у них было достаточно магии, чтобы залечить такие раны без шрамов. Но я была неблагой, а не благой, и шрамы были всего лишь другой структурой кожи, чтобы можно было ласкать пальцами, языком, зубами.
Падуб вскрикнул от удовольствия, когда я сомкнула свои зубы вокруг его шрама на мускулистом животе. На спине Ясеня были уродливые шрамы от когтей, белые и блестящие, какими становятся шрамы только со временем. Я провела кончиками пальцев по этим шрамам и спросила:
— Как это случилось?
Ясень лежал на траве в гнезде из нашей одежды. Он позволил моим пальцам порхать по его голой спине и не стал отвлекаться, чтобы ответить мне. Мне ответил Падуб:
— Кэтмор нашел Ясеня одного, когда мы еще были молоды. Кэтмор был великим воином, но он охотился на младших воинов, которые, как он думал, могли в будущем быть ему угрозой. Много воинов носит шрамы, которые он оставил.
Я проследила пальцами по всей длине шрама, дойдя до гладких окружностей его ягодиц. Он дрожал под мягкой лаской. Я не знала, была ли это магия этого места или то, что вокруг не было других гоблинов, чтобы произвести впечатление, но они оба наслаждались мягкостью, значит не только боль была для них наслаждением.
— Кэтмор. Мне не знакомо имя.
Падуб пристально посмотрел на меня поверх тела брата, затем он коснулся шрамов и улыбнулся. Краткая, скупая улыбка.
— Когда Ясень вылечился, мы выследили Кэтмора. Мы убили его и взяли его голову, чтобы все знали, что это мы его убили.
Он показал мне на руку, которую протянул поверх спины брата, напрягая мышцы, чтобы показать кривой белый шрам. Шрам выглядел так, словно его рука была когда-то почти оторвана.
— Кэтмор сделал это мечом, Рукой Кэтмора. — Я знала, что у гоблинов принято назвать меч именем владельца. Это было странно, но это был не наш обычай, а гоблинов.
Я коснулась шрама, проследив подушечками пальцев всю его длину.
— Такая рана внушает страх, — сказала я.
Он усмехнулся.
— Ясень носит его меч.
— Он нанес смертельный удар, — сказала я.
Ясень слегка приподнялся, чтобы взглянуть на меня через плечо.
— Откуда ты знаешь?
— Таков закон гоблинов. Тот, кто наносит смертельный удар, забирает оружие.
— Я забыл, что твой отец приводил тебя, когда бывал при дворе у гоблинов, — сказал Ясень, поддерживая себя на локтях.
— Гоблины — пехота армии Неблагого двор. Мы проигрывали войны, пока к нам не присоединились гоблины, а вы нужны гоблинам.
— Теперь, когда нам запрещают воевать, оба двора забыли это, — сказал Ясень. — Мы помеха даже для Неблагого двора.
— Мы не достаточно чистоплотны для прессы, по мнению королевы, — сказал Падуб. Он сидел, обняв свои колени руками. От этого он казался моложе, более уязвимым. В этот момент я поняла, что он был слишком молод, когда на них охотился Кэтмор.
Я переползла по одежде и траве под ногами, пока не оказалась перед Падубом. Его пристальный взгляд не пытался оторваться от вида моей груди. Это не беспокоило меня. Мы были голыми, и я хотела, чтобы они хотели меня.
Я поднялась, открывая вид на свое тело, позволяя ее взгляду остановиться на тяжелой округлости моих грудей.
— Ты выглядишь удивленным.
Только после этого он посмотрел мне в лицо, в его темно-красных глазах был гнев. Я хотела его поцеловать, но замерла, не понимая причины гнева.
— Достаточно хорошие, чтобы трахнуться, но не достаточно хорошие, чтобы сделать это публично, — сказал он.
Я перенесла вес на пятки.
— Я не понимаю.
Ясень сидел, согнув одну ногу в колене, другую вытянув, оставив открытым свое мужское естество. Ни одному из них не нужно было стыдится своими мужскими достоинствами. И моя проблема в данный момент была в том, что мои глаза так и тянуло от его лица к его ногам.
Он рассмеялся, чисто мужским, уверенным в себе смехом.
— Ты не первая сидхе-женщина, которая хочет пробовать запретный плод.
— Вы же говорили, что я первая.
— Публично, — сказал он. — Перед другими гоблинами, да. Если гоблин лежит с сидхе, то они должны показать отметины насилия Сделать меньше в нашем царстве означает быть замеченными в слабости. А слабость привлекает претендентов на твое место. Мы уже наполовину сидхе, Мередит. Если бы гоблины знали, что мы могли бы наслаждаться женщинами с нежностью, то нам бы бросали вызовы до тех пор, пока не убили бы.
Падуб провел рукой по моему плечу.
— У гоблинов нет места для мягкости, только жестокость.
Я посмотрела на Падуба, затем на Ясеня, когда тот проговорил:
— Мы всегда жили по этому правилу. Мы наказывали тех, кто был нежен. Твой любимый гоблин Китто тоже страдал в наших руках.
— Вы наслаждались его страданием? — Спросила я.
— Нет, но ты хотела спросить, что грубо как гоблины даже с лицами сидхе.
— Я наполовину человек, — сказала я.
Он кивнул и потянулся коснуться моей щеки.
— И еще брауни, хотя этого не видно.
Я отвела взгляд от его лица, глядя в ночь.
— Моя кузина, Саир, очень не хотела быть похожей на брауни, и убила нашу бабушку всего лишь из-за предложения власти.