Выбрать главу

И он протянул мне руку. Что ж, этот маленький капитан карабинеров был по-своему прав. Он в точности отражал общее настроение.

В Италии меня, например, спрашивали, зачем понадобилось опускаться на 1000 метров после того, как я уже побывал на глубине 3700?.. Америка теперь была готова принять эстафету. Соединенные Штаты не желали рисковать даже центом, когда наше предприятие казалось им лихачеством; зато теперь они готовы были вложить значительную сумму в проверенные и методичные изыскания, которые, несомненно, должны дать результат. Вот как на практике расшифровывается термин «вложение в науку»… На бирже научных ценностей свои традиции, там есть свои маклеры и комиссионеры; под ее сводами поклоняются Меркурию не меньше, чем Нептуну.

В феврале 1957 года мы подписали контракт с Управлением морских исследований США. Торжественному акту предшествовали нелегкие переговоры. С момента первой поездки по Штатам минул год, а осенью 1956 года, как я рассказывал, «Триест» совершил новую серию удачных погружений в Неаполитанском заливе. Не исключено, что именно эти последние испытания окончательно убедили скептиков в том, что батискаф — надежный аппарат и при правильном использовании может сослужить хорошую службу. Как бы то ни было, ситуация наконец прояснилась.

По соглашению с УМИ мы должны были провести летом 1957 года серию из пятнадцати погружений возле Капри и Понцы; в экипаж «Триеста» вольются океанографы из Америки и Европы. Основную часть средств выделит УМИ; кроме того, мы рассчитывали на помощь итальянского флота, который предоставит буксир, а итальянская «Нефтяная компания» бензин для поплавка. Мы рассчитывали также, что судоверфь «Навальмеканика» откроет нам свои двери для ремонта.

Эта серия погружений, вопреки ожиданиям получила большой научный резонанс. Тем не менее и здесь не обошлось без трудностей. Надо было увязать целую пропасть вещей, получить раза два холодный душ и постараться избежать его. Итальянский флот в прошлом здорово выручал нас; можно даже сказать, что только благодаря ему «Триест» научился нырять. Но в 1957 году наша программа не входила в планы итальянцев. Когда я обратился к их командованию, мне ответили, что смогут оказать содействие максимум в течение двух-трех недель. К тому же у меня осведомились, смогу ли я участвовать в расходах, которые понесет флот в связи с нашими погружениями… А мы-то рассчитывали минимум на три месяца!

Письмо адмирала Берка, начальника штаба американского военно-морского флота, правда, уладило дело. Но в один прекрасный день на борт «Триеста» позвонили и сообщили, что я должен срочно явиться в Главный штаб итальянского военно-морского флота. До сих пор я имел дело со специалистами. Сейчас меня вызывал юрист. Это был полковник с густым набором орденов, восседавший за массивным дубовым столом. Полковник вынул из глаза монокль, долго-долго протирал его, потом положил на стол и заговорил. Разговор напомнил мне усилия китобоя, пытающегося загарпунить плавающее бревно. Выглядело это примерно так:

— Ваша батисфера…

— Батискаф, с вашего позволения, господин полковник…

— Ваш батискаф до сих пор не внесен в регистр флота. У вас нет номера, вы не застрахованы. Надо срочно закончить эти формальности.

— Какие это повлечет за собой последствия?

— Все будет делаться согласно уставу. Батискаф проинспектируют наши специалисты и сообщат вам, может ли корабль выйти в море.

Дивная перспектива! Я уже видел, как эти милые господа — адвокаты, чиновники и страховые агенты — ползут на «Триест», спускаются по входной трубе, тычут пальцами в иллюминаторы, скребут ногтем полировку двери, загромождают кабину и громко жалуются на то, что смазка пачкает их визитки и цилиндры! И все это для того, чтобы сообщить мне, готов ли «Триест» выйти в море! Надо было во что бы то ни стало избежать подобной катастрофы.

— Господин полковник, — начал я, — дело в том, что «Триест» предназначен не для выхода в море, а для того, чтобы идти на дно… Я не сомневаюсь в компетенции господ, которые, как вы сказали, станут наносить мне визиты. Но они должны заключить, способен ли корабль не пойти ко дну. Мне же нужно совершенно противоположное. Вы полагаете, стоит их беспокоить?

Замечание несколько поколебало уверенность полковника-юриста. Но он вовсе не желал терять престиж.

— Прежде чем он пойдет ко дну, его ведь нужно буксировать, этот ваш… батискаф!

— Совершенно верно.

— В таком случае ваше судно должно быть непременно внесено в регистр.

Я решил закончить дискуссию:

— Полковник, о каком судне вы говорите? У меня нет никакого судна. «Триест» нельзя назвать надводным судном, поскольку он не предназначен для перевозки людей и имущества. «Триест» не является также и подводной лодкой, поскольку его задача — достичь дна, а не торпедировать чужие застрахованные корабли.