Всем рыбакам известно, что «море светится». Едва весло входит в воду, море вспыхивает тысячами искр. Любой матрос, даже не получивший специального образования, знает, что свечение вызвано животными или растительными организмами. Однако долгие века этот феномен был загадкой. Вениамин Франклин, великий ученый XVIII века, изучавший статическое электричество, считал, например, что эти «искорки» высекаются трением растворенных в морской воде солей при возмущении поверхности…
Мы опускались все глубже и глубже, и «подводный снег» вокруг становился все гуще. Теперь это была настоящая метель: мы входили в зону «глубоководных звукорассеивающих слоев» (ГЗС), своего рода призрачное дно океана. Об этих слоях известно сравнительно немного. Оки расположены, как правило, на глубине 300–800 метров. Подобно некоторым воздушным слоям они отражают звук, создавая на эхограмме подобие слоистых облаков. Сколько специалистов-акустиков попалось на эту хитроумную уловку природы! Теперь мы знаем, что это явление вызывается мириадами живых организмов зоопланктона; днем они держатся на большой глубине, а с наступлением темноты поднимаются к поверхности. С тихим шорохом, словно посмеиваясь над эхолотами, они отражают добрую часть звуковых импульсов. Эта биомасса не однородна, в ней кишат тысячи и тысячи живых существ; встречаются и креветкообразные эуфаузиды, и глубоководные рыбешки типа миктофид.
Жизнь в море — это непрекращающаяся борьба за существование, там нет укромных уголков, где бы можно было спокойно существовать. Случай в равной степени может столкнуть вас и с легкой добычей, и с изголодавшимся хищником. При свете дня у маленьких больше шансов быть замеченными большими. Не случайно поэтому подобно ночным насекомым, ищущим спасения под сенью дерев, многие организмы зоопланктона ищут убежище в «сумеречных зонах», опускаются во тьму, почти к абиссальным глубинам. Однако тонкий механизм выживания заставляет их подниматься вечером к поверхности на богатые диатомовые пастбища.
Море неохотно расстается со своими тайнами. Скажем, упомянутое призрачное дно: оно отражает ультразвук. Долгое время наблюдатели принимали отражение биомассы за настоящее дно, и даже сейчас секреты этого дна так и остались за семью печатями, хотя с начала второй мировой войны, когда были открыты глубоководные звукорассеивающие слои, утекло много воды.
Было ясно, что мы с головой ушли в эти самые ГЗС. И удивительное дело, ни одно существо из тех, что я видел — ни рачки, ни рыбешки, — не показалось мне способным отражать ультразвуковые импульсы эхолотов. Даже трудно было поверить, что они могут подниматься собственными силами на поверхность во время ежедневной миграции… Чтобы отражать ультразвуковые колебания, существо должно быть не меньше десяти сантиметров длины, а среди хлопьев «морского света», замеченных на этой глубине, я таких не видел. Может, самые крупные, напуганные нежданным вторжением «Триеста», отплыли подальше? Известно ведь, что большинство морских обитателей способны улавливать колебания, оповещающие о приближении врага; это одна из основ в борьбе за выживание в среде, где видимость не превышает в лучшем случае нескольких метров. Возможно также, что, когда крохотные частицы планктона сбиваются в плотную массу, звук уже отражается от нее.
По мере того как мы углублялись все дальше и дальше в сумеречную зону, я внимательно следил за угасанием света; серые сумерки сменила полная тьма. Человеческий глаз невероятно чувствителен, он способен различать свечение в десять миллионов раз слабее дневного света. Привыкнув к темноте, я на глубине 490 метров улавливал еще слабый отсвет. Но когда глубиномер показал 520, нельзя было различить ничего. Даже белый балластный бункер, находившийся в нескольких саженях от иллюминатора, полностью растворился в абиссальной ночи. Мы достигли предела видимости.
Когда же вода была посветлее и поспокойнее, а солнце стояло выше над горизонтом, Жак Пикар различал свет на шестисотметровой глубине. То же отмечал У. Биб в Саргассовом море: там темнота наступала на глубине 1950 футов, то есть 594 метров. Естественно, один-два метра не играют роли, когда замеры делаются на глазок.[23]
23
Мы видели в предыдущей главе, что батискаф позволил профессору Ерлову сделать очень точные физические измерения касательно прохождения света в воде.