Современная цивилизация не мешает местным традициям. Перед крытой соломой хижиной стравливают петухов — один из них кубинской породы, другой — кохинхин. Мимо с дребезжанием ржавой кастрюли проезжает, зазывно звеня колокольчиком, «кокавоз» — символ свободного предпринимательства на острове. Колесница эта, по всей видимости, в прошлом военный джип; под натянутым нейлоновым тентом в голубую и желтую полоску покоятся два громадных хромированных крана, начищенных до сияния кадиллака. Над одним красуется буква «К», над другим — «В»; означает это, как мне объяснили, «Кока» и «Вода». Таким образом, вы можете получить любую желаемую концентрацию напитка. На моих глазах из означенного крана «К» потекла густая коричневая жижа, скорее смахивавшая на гуталин, чем на прохладительный напиток знаменитой марки. Зато из другого крана текла настоящая холодная вода — в смеси это и должно было породить вожделенное зелье под названием «кока без колы»…
Заброшенный клочок суши не оставлен вниманием религии — 95 процентов гражданского населения католики. Зато оставшиеся пять процентов свирепо защищают свою независимость в вероисповедании. На эти пять процентов нацелился целый батальон культов. Здесь и баптистская, и епископальная церковь, и «христианская наука», и церковь Иисуса Христа, и последних святых дня (или святых последнего дня — сейчас не помню), церковь Христова, первая церковь бога, свидетели Иеговы, адвентисты седьмого дня. Перед лицом такого наплыва религий было решено собрать их всех… под одной крышей из волнистого шифера. Объединенное учреждение носит название — «религиозно-воспитательный дом». Он открыт ежедневно от десяти утра до полудня, а потом с двух до четырех. Вход свободный.
Туризм тоже имеет свою штаб-квартиру на Гуаме; купив билетик за несколько центов, вы можете взгромоздиться на спину буйвола и тихим шагом проехать по острову из конца в конец. Площадки для гольфа, китайский ресторан, продажа морских раковин для коллекционеров, статуя Свободы, выполненная в масштабе острова, многочисленные буфеты и «научные легенды», например, о том, что с первыми бликами зари армады крабов покидают пляжи и поднимаются в горы, а несколько дней спустя возвращаются оттуда с хрустом и грохотом, способным нагнать дрожь на самого забурелого зоолога, — все это превращает кораллово-вулканический клочок суши с его озерами, пенистыми прибоями, пальмами и бунгало под волнистыми крышами в удивительно идиллическое и вместе с тем ужасно утомительное место. Идиллическое — если вы приехали сюда на две недели, и утомительное для военных, загнанных сюда на два года службы, ибо за две недели они успевают на все насмотреться вволю.
Нас привлекала главным образом близость острова к великой Марианской впадине, к желобу Челленджер. Было решено штурмовать ее. Глубина 11 тысяч метров была призвана стать финальной точкой длительного этапа подготовки.
Начало этой истории относится к весьма отдаленному периоду, когда я в Лозанне читал лекции о батискафе. В одной из них я упомянул Филиппинскую впадину как самое глубокое место Мирового океана. После лекции ко мне подошел мой университетский профессор математики Поль Рей и сказал, что английское океанографическое судно «Челленджер-2» недавно обнаружило еще более глубокий желоб, чем у Минданао на Филиппинах.
— Глубина там около одиннадцати километров, — сказал профессор Рей. — Если уж вы решили отправиться в тот район, почему бы не обследовать Марианы вместо Филиппин?
— Вы правы, я поеду на Марианы!
Как сейчас помню взгляд своего профессора — одновременно довольный и недоверчивый; он не знал, шучу я или говорю серьезно. Постояв секунду, он кивнул и пожелал мне всяческой удачи, но в голосе его была тревога. Ведь теперь на нем лежала ответственность, раз он сообщил мне о только что открытой впадине. Кроме того, именно он учил меня расчетам! Таким образом, во всем этом деле немалая заслуга профессора Рея, к которому я навсегда сохранил благодарность.