Старшие сестрицы Деборы оставили по себе на Гуаме недобрую память — вырванные с корнем пальмы, разрушенные плотины, вынесенные на берег суда, сорванные крыши, которые находили за несколько миль от дома… Все, что мелькает время от времени на киноэкранах, здесь, на Гуаме, было живой действительностью, бедствием.
Едва ли не каждый тайфун, пронесшийся по западному побережью Тихого океана, уносит десятки, а то и сотни жертв. Буря, набирая подчас фантастическую силу, не щадит никого, а спрятаться всем нет возможности. Даже покорные судьбе туземцы-островитяне на время тайфуна оставляют свое философское отношение к жизни и мчатся к убежищу, а вслед им летят телефонные столбы, тучи сорванной с крыши черепицы и разящие, как бритвы, кровли «бидонвиллей». Недаром в вое ветра слышатся крики унесенных слепой стихией, разоренных ветром, пораженных ужасом людей. Тайфун оглушает, а потом уносит с собой все звуки, подхваченные по дороге, оставляя позади кладбищенскую тишину…
Давление продолжало падать. Дебора прямиком неслась на Гуам. Надо сказать, что здесь в это время года тайфуны редкие гости. Именно поэтому мы и выбрали для работы зимние месяцы, хотя ради этого пришлось смириться с волнением на море. Но Дебора не признавала никаких правил, она начисто порывала с семейными традициями. Тайфун шел на нас, невзирая на сезон, завихряясь все сильнее, сметая все на своем пути. Была объявлена тревога по форме № 2. На сей раз уже никаких сомнений: Дебора вопреки всем правилам и статистическим выкладкам решила разделаться с Гуамом.
Над портом нависла серьезная угроза. Большие корабли отошли от пирса и бросили якорь посреди бухты. Повсюду баррикадировали окна и двери, вешали крепкие ставни. Были проверены провода над крышами, некоторые сняты, другие продублированы. Лодки, баркасы, шаланды вытащены на берег и наполнены тяжелыми камнями — иначе они разлетятся как щепки.
А что делать с батискафом? Батискаф был на воде, готовый к погружению… Что говорить, Дебора выбрала подходящий момент! «Триест» отодвинули от стенки и привязали дополнительными тросами: тросы были нейлоновые, это обеспечивало большую гибкость. Из гондолы вытащили самые чувствительные приборы и частично наполнили водой отсеки поплавка, чтобы уменьшить болтанку и сделать батискаф более трудной добычей для ветра. Возле него выставили круглосуточную охрану. Если у Деборы была хоть капля уважения к науке, «Триест» сохранял шанс выбраться из передряги…
Тайфун был уже всего в нескольких десятках миль от Гуама. Небо клубилось тяжелыми черными тучами, между которыми пятнышками надежды мелькали островки голубого цвета. Пошел мелкий дождь, как всегда перед бурей; пальмы по всему острову затряслись мелкой дрожью. Все были наготове, все ждали Дебору, готовые оказать ей должные почести.
И вдруг радио осторожно объявило, что, возможно, Дебора опоздает на свидание. Потом мы узнали, что эта капризная дама, быть может, вообще раздумает и двинется в ином направлении. Гуам ее больше не интересовал, она повернула на восток, отменив уготованную встречу!
Наутро, жмурясь под горячим солнцем, остров почти со стыдом смотрел на следы пустых вчерашних хлопот. Снимали ставни и решетки с окон, корабли подходили к пирсу, лодки и баркасы спускали назад в море. Мы продули сжатым воздухом балластные отсеки «Триеста». Солнце снова ласкало тропический остров. Дебора прошла мимо, тайфун нас пощадил!
6 января 1960 года, когда мы выходили из порта, высокая волна била о мол. Его соорудили после войны из останков тысяч грузовиков, джипов, цистерн и самолетов американского и японского производства, грудами ржавевших по всему острову. Пена летела метров на десять вверх. Предстоявший путь в 130 километров не обещал быть безмятежной прогулкой, но мы уже начали привыкать к океану, а «Триест», как мы убедились, не боялся качки. Блаженные времена на Капри, когда мы не отваживались выходить в море, если волны перехлестывали через палубу батискафа!
«Уэнденк» взял курс на котловину Неро: Сутки он медленно вел «Триест», раскачиваясь на волне. Наш эсминец сопровождения «Льюис» ушел вперед подыскивать место для погружения. Самописец эхолота работал исправно, «Льюис» зарегистрировал глубины, превышающие 5 тысяч саженей, то есть около десяти тысяч метров — даже больше, чем требовалось…
Утром 8 января волнение моря показывало «четыре» по шкале Бофорта. Не страшно, хотя в журнале было отмечено (совершенно напрасно), что условия погружения вновь «предельные». Надежд на улучшение не предвиделось, поэтому решено было начать спуск.