– Янке про оружие не говори. Ей и без того переживаний хватает – сказал он толь сквозь зубы, только сквозь сигарету. Вот он тот шанс, именно сейчас я могу узнать а что она тут забыла.
– Алексей Фёдорович, а что Янка то тут забыла. Разве ей здесь место?. Он видимо отвечать не хотел или не расслышал. Да нет, просто не хотел. Да и бог с ним, значит не нужна мне эта информация. Вместо этого он выдал что-то вроде наставления. Тонко, ненавязчиво и не без остринки.
Ты это, вещи пойди разложи в комнатушку свою. Расставь там все как нужно тебе, потом времени не будет.
– А работа как же, когда приступать будем? – спросил я, позабыв о том что сегодня ознакомительный день.
– Сегодня только обход сделаем, осмотрим оборудование и введу тебя в курс дела, поверхностно. Остальное походу осваивать будешь. Сейчас ступай, вещи разложи, да отдохни. День однако непростой вышел.
Вещи то да, в этой суматохе я и забыл о них. Рюкзак мой здоровенный стоял на импровизированной кухне, там где Янка должно быть что-то вроде ужина стряпала.
По правде говоря, не хотелось мне почему то с Янкой беседовать. Однако представления как взять рюкзак и уйти незамеченным, у меня не было. Она ведь постоянно на кухне своей тусит, и фиолетово ей на настроение забредшего на её территорию. Забрёл к ней, значит чужак. Значит надо её требования выполнять, как не крути.
– Ну как, не разочаровался ещё?. Она спросила так, словно ждала, ждала что я разочаруюсь и свалю отсюда на все четыре.
– Да нет, а что, разве должен был?. Странновато тут у вас конечно, но всяко лучше чем с комарами наверху борьбу вести. Либо вон в Москве торчать, дерьмо вдыхать под завязку.
– Ты аж с Москвы, ничего себе. Я бы вот с Москвы ни за какие сюда не приехала бы. Уж лучше в Москве, чем тут. Она так говорила словно уверенна была что хорошо там, в Москве её. Хотя сама, вероятнее всего даже представления не имеет.
– Ты в Москве то хоть была. С чего так уверенность то. Ясное дело что проверочный это вопрос был. Но целью было отговорить её, нехер ей там делать, в дыре этой *лядской. Если раньше там хоть и жить можно было, в нулевых где-то. То сейчас полный бедлам.
– Ты опять там ругательства устроил, небось? – спросила Янка. Да как это так, мысли читает чтоль. Ведьма аль как, да нет, вроде непохожа. Ведьмы они не красивые, а эта вон какая. Молодая, красивая, Янка.
– Да нет, нет никаких ругательств. Это один раз только было, и то случайно. А сам в краску впал, спалит епт, спалит ведь что понравилась она мне. Да и хрен с ней, будет святошу из себя строить, всегда слиться успею.
– А ты это, откуда прибыла то сюда?
– Так местная я, брат у меня работал здесь. Я с ним сюда устроилась, так вот и работаю. Грустно она рассказывала, настолько грустно что я и сам загрустил. Руки затряслись у неё, глаза задергались. Нервничает.
– Слушай, не моё это дело конечно. Но ты не переживай, чтобы там не было, все нормально будет. Утешать, это явно был не мой конёк. Она посмотрела на меня вопросительно, мол ты что же, утешать меня вздумал. Сдались мне твои утешения. А потом и выдала свой ответ.
– Да, ты прав. Не твоё это дело. Ступай, куда ты там шёл. Не ожидал я что так резко она поменяется, видать рану я задел какую. Кровоточит она сильно, настолько сильно что она стала на эту минуту другим человеком. Толкнула меня, даже слегка прикрикнула. Хотя видно по ней было, что сожалеет.
– Иди уже, оставь меня в покое! Да и пойду, истеричка, что *лять за наваждение. То по доброму то по злому. Они тут рехнулись все небось.
Накинув свой тяжеленный рюкзак на плечо, направился к своей комнатушке, если её таковой можно было назвать. Доски криво сколочены, иногда щели попадаются серьёзные. Дверь однако металлическая, замок кодовый и записка. Код назначишь сам, забудешь, конец тебе. Последние две буквы А. Н. Должно быть Николаич написал. Не понравился он мне, старый хрен. Как он вообще тут работает. Хорошо, что мне с Алексеем выдалось работать а не с этим, хрычом. Митьку жалко конечно было. Хоть и не знал его от слова совсем.
Внутри было гораздо приятнее чем снаружи. Кровать была, тумбочка рядом небольшая, шкаф для вещей. На тумбочке стоял цветок, весь увядший. Давно он не чувствовал воды в своей сухой, потрескавшейся от времени земле. На мгновение, мне померещилось словно цветок разговаривает.
– Что стоишь, дурень? Неужто не видишь что погибаю, плесни чего, что тебе стоит а?. Цветочный крик его зелёной как первая трава, души, требовал воды. Жить хотел и готов был на что угодно, дабы сделать глоток, второй. Плеснул воды которая у меня осталась с автобуса, заветренная она немного была. Да какая цветку вообще разница, вода и вода. Он втянул её в свои корни словно в сухую землю, так ведь и вправду сухая она. Вот ведь хрень зелёная, наглеешь – сказал я и плеснул ему ещё.