Как, почему поселяется в нас беспокойство, заставляя строго, даже с болезненной остротой всматриваться в себя и в других?
Бывает просто так: попалось на глаза заурядное объявление о сдаче жилья, «оторопело шевельнулась память», и вот уже занятый и уставший в командировке человек мчится прочь от поезда, которого с таким нетерпением ожидал: «Я торопливо… боясь раздумать, зашагал на остановку троллейбуса, который подвезет меня к молочному рынку, откуда до Клавдюхиного дома — четверть часа ходьбы» (рассказ «Сдается комната»).
Можно подумать, у того, кто рассказывает о себе всю эту историю, связаны с «Клавдюхиным домом» какие-то элегические и прекрасные воспоминания. Ничего подобного! Когда-то в этом доме начинающий журналист обрел крышу над головой, временное и не особо теплое пристанище. Клавдюха, писавшая столь памятное объявление «сдаеца комната», оказалась особой малопривлекательной, если не сказать больше. И ее муж, Фрол Романыч, предельно больной человек, и внучка Женя, забитая и запуганная девочка, — все и вся в этом доме задавлено, лишено нормальной жизни властной хозяйкой. Дом отдан коврам и прочему добру, из-за него потерял здоровье симпатичный Фрол Романыч, из-за него брошена на унылое попеченье бабки «сиротски обделенная детскими радостями» Женечка — родители ее уехали добывать деньги на «Волгу»… Так что же все-таки так сильно потянуло журналиста к жилищу, столь поспешно брошенному им несколько лет назад?
Да, он справляется о Женечке, узнает от мрачно удивленной Клавдюхи, что Женечка уехала куда-то на стройку, узнает, что хозяин дома давно умер, и впору переходить к хилой морали о богатстве, не способном принести счастье. Однако «Клавдюха произнесла: «Теперича я одна!» — торжествующе, с победной растяжкой, словно бы желая хоть этим досадить мне». С моралью тут получается не очень складно — хозяйка памятного дома не особенно склонна к раскаянию, осознанию и т. д. Герой наш уходит с облегчением, уходит «к людям», даже не стремясь объяснить причины и смысл своего странного путешествия.
А он в этом просто не нуждается. Он, как и другие персонажи И. Кашафутдинова, склонен к импульсивному и скорому действию, мотивы которого, при всей их кажущейся незатейливости, не всегда можно объяснить до конца. Так — порыв, стихия, напор…
Логика размышлений и поступков этого действующего лица легко может обернуться логикой наизнанку, навыворот.
Попробуйте спокойно воспринять такую информацию о моряке и рыбаке Григории Мишулине, в данный момент — пассажире электрички: «В чемоданчике его, кроме сменного белья и копченой рыбы, лежали двенадцать тысяч рублей — все теперешнее состояние Григория. С этими деньгами он ехал в неизвестный текстильный поселок к бывшей жене Катюхе, чтобы выкупить сына».
Идея забрать у Катюхи полуторагодовалого сына овладела Григорием сразу же, как только он убедился, что брошен спутницей своей рыбацкой жизни. Маленький Димка превратился в символ того нового будущего, куда устремился его отец — натура не особенно затейливая, но поистине страстная, с уже известной нам способностью подчиняться душевным импульсам. Григорий рассчитал все: он понял, что Катюха вовсе не бескорыстна, и приготовил в обмен на Димку солидную сумму денег; он пришел к мысли, что для него, бывшего детдомовца, единственная родная душа станет и семьей, и всем на свете. Единственное, что Мишулин не взял в расчет, — что другие люди могут и не принять его точку зрения, такую естественную для него самого. Что он может, например, вступить в конфликт с законом, не предусматривающим покупку и продажу детей. Димка, взятый у Катюхи в обмен на пачки сотенных, в конце концов отобран у Григория работниками милиции — предугадать такой финал было нетрудно.