- Мам. Ты в порядке? - она морщит губы, передразнивая меня. И мне больно, тошно. Затем она берет тарелки из раковины и гремит ими:
- Какого черта ты протирал зад и не помыл их, Роджер?!
- Да я только поел, - оправдываюсь, она толкает меня.
- И что? Ты как свинья. Мерзкий ты ребенок, кругом бардак, ты весь избит, в кого ты превращаешься?
Теперь она срывается на хрип:
- Где то, что ты мне предлагал? - мать останавливает микроволновку, доставая гамбургеры, обжигая пальцы.
- Мам, что стряслось?
- Не лезь ты ко мне. Эти смерти... Они везде, - она кидает гамбургеры в мойку, ударяя руками по раковине. Она слишком долго училась держать блок на своих чувствах, поэтому сейчас у нее настоящий сбой в системе.
Она растрепывает волосы:
- Я хочу спокойную смену.
- Может, возьмем отпуск, а? Закончу школу, свалим отдыхать. А то после смерти отца...
- ЗАТКНИСЬ! - пощечина попадает прямо в рану. Мне становится больно сначала на теле, потом в душе. Она тяжело дышит, толкает меня и спешит в ванную. Слышу, как она забирается в нее, кажется, даже не сняв одежду.
Ее глубина на пределе, она потеряла с ней связь. Бесполезно.
Держусь за щеку, смотря на булку и майонез в воде, на немытые тарелки, крошки на полу, свое отражение в окне кухни.
Больше мы с ней не говорим. Она не здоровается утром, я не говорю ей «сладких снов» ночью. Ее смены затягиваются надолго, она пропадает из дома, из моего сердца.
Я прекрасно помню, что в этом доме стоит запрет на тему смерти отца, что я не прав, и что я, действительно, раздолбай, в мои годы пора быть взрослее.
- Вы помиритесь, - говорит Гарри, когда я рассказываю ему эту историю.
Гарри был похож на тех ребят, которые учились со мной. Он носил какое-то старое шмотье, явное оставшееся от его старшего брата, служившего в армии. Его волосы были взлохмачены, потому что он никогда не причесывался, а лишь проводил по густой шевелюре пальцами, «делая» из них расческу. Гарри был ниже меня, щуплый и какой-то пуганный.
Он был как они, но одновременно отличался от всех тех, кого я видел в своей жизни. Он точно бы не затерялся в толпе. А если бы и исчез из твоего виду, то ты мог бы крикнуть:
- Эй, чокнутый Гарри!
Он бы остановился, ссутулился еще больше, вытянул шею вперед и только потом повернул голову. Его ответом послужила бы улыбка, которая была бы самой искренней и чистой. Затем он поднял большую ладонь, помахал бы тебе, оголяя желтоватые зубы еще больше. Он бы обязательно зажмурил зеленые глаза и повернул голову в бок, как пес, который рад тебя видеть.
- Привет, - он бы сказал это тебе, даже если бы видел впервые. Гарри отличался от людей и одновременно был похож на них. В общем, у него был целый букет заболеваний.
- У меня большая комната с черным пушистым ковром. На нем можно лежать, понимаешь?
- Да, я знаю такие, - говорю, когда мы садимся в автобус. Он приглашает меня сегодня в гости, потому что за все это время я первый человек, который заговорил с ним потому, что тот ему интересен. Гарри привык, что его могут оскорбить, высмеять. Он наивен, поэтому не имеет грани между серьезность и шутками. Два этих понятия врезаются в друг друга, как волны двух течений. И если два течения имеют разную температуру и плотность, тем самым не пересекаясь, то шутки и реальность в понятии Гарри есть что-то пестрое единое.
- Я живу далеко. Тебя мама отпустила? - я не говорю ему, что сейчас не хочу видеть мать, погруженную в горе. Мне вообще не хочется думать сейчас о ней после того скандала. В целом, не переношу сейчас ее лицо, оно мне тут же напоминает отца.
- Она сегодня в смену, - говорю, снова касаясь пальцами горбинки на носу. Вру. Кажется, по мелочи, но впервые так нагло и свободно.
- У нее ночная работа? Кто она? - Гарри смотрит на меня заинтересованно. Клянусь, я бы берег такого человека всю жизнь, если бы мог. Мне вдруг захотелось, чтобы мы с ним стали лучшими друзьями.
Психи похожи на детей, они не умеют врать, так же искренни. Только вот их главное отличие от детей заключается в том, что психи злятся совсем иначе, чем дети, да и привязываются намного крепче.
- Полицейский.
- Здорово! А она не проведет нас в участок? О, Роджер, я бы хотел быть полицейским, - он откидывается назад, закидывает руки за голову, смотря в окно. Наверняка, он любуется весенним солнцем и цветущим городом. Я же смотрю на пятна на его красной футболке. Она, кстати говоря, вся в катышках. Его бежевые штаны сильно изношены, местами торчат нитки.
-Гарри, - перебиваю его я. Сейчас он совсем не похож на своего популярного тезку. Это просто рыжий Гарри, которого в школе зовут Чокнутым.
- Да? - он вновь смотрит мне в глаза. Отмечаю, что он очень храбрый. Плюс психов в том, что они не всегда несут ответственность за свои действия, поэтому им не стыдно говорить или делать что-то, ведь их не беспокоит, что о них подумают.