Мой язык онемел, а пальцы так и остались в волосах. Мне не хотелось спорить с ним.
- Одевайся, отвезу тебя домой. Завтра в школу не жди, буду отсыпаться, - он поднимается, идя к выходу. Его кости хрустят, когда он потягивается. Зевнув, Каин продолжает. - Устал я с тобой сегодня, так что пошевелись, натягивай шмотье и дуй вниз.
Говорят, что полночь - это магическое время, когда происходят самые различные перевоплощения. Так пришлось перевоплотиться мне. И пусть время уже было далеко за полночь, но то, что сидело в машине у Каина и брало дубликат ключа от его квартиры, было не Роджером Келли, а каким-то мальчишкой-неформалом с душой бунтаря и кулаками бандита.
- Мам?
Мой голос уходит в темноту, ударяется где-то там о стену и благополучно растворяется в воздухе. Слышу звон посуды на кухне. Скидываю кеды, рюкзак летит на пол, спешу на звук. Странно, что в доме темно.
- Мам? - повторяю. - Ты здесь?
Медленно ползу по стене, просовываю руку в дверной проем, пытаюсь нащупать выключатель.
Свет загорается, стакан падает на пол.
- Роджер! - взрывается она, строго смотря на меня. - Ты что так тихо? - она, кажется, не замечает моих перемен. И это как раз и пугает... неужели, я ей больше не интересен?
Она бросается собирать осколки, складывать их по одному на стол.
- Тут пахнет лекарствами. С тобой все в порядке? - наклоняюсь к ней, пытаясь помочь. Она игнорирует, толкая мою руку.
- Что-то мне нехорошо.
- Из-за отца?
Она замирает, сидит так с опущенной головой где-то секунд пять-десять, потом берет в руки осколок, резко сжимает его, словно желает причинить себе боль.
- Замолчи...
Она бы заплакала, но, кажется, ее глубина иссякла, дожди не шли, она опустошена.
Конечно, я молчу, потому что сам понимаю, что в этом доме отныне непринято тревожить умерших.
- Работа? - касаюсь ее руки, пытаясь разжать ее. На ее ладони появляется кровавый порез, но она не чувствует боли, продолжая медленно собирать осколки свободной рукой. - Я достану пластырь.
- Да, работа.
Аптечка почти пуста, кажется, с прошлого года не пополнялась.
- Что же с ней? - беру последний пластырь. Возвращаюсь на место. - Держи руку ровно, обработать нечем, поэтому только так.
- Пойдет, - она говорит это так, словно хочет сказать «мне все равно».
Равнодушие в ее голосе бьет меня по лицу, голове, груди и рукам. Мне бы свалиться назад и признать поражение, но я всячески пытаюсь найти с ней контакт.
- Что с работой? - повторяю, когда она, собрав осколки, поднимается. Ее взгляд направлен вбок. Она берет мусорное ведро, рукой смахивает осколки со стола. Ее действия отрывистые, халатные, неестественные. Глаза стеклянные, совсем не двигаются, лишь голова вертится по сторонам, пытаясь найти место. Ее руки берут из холодильника бутерброды, ставят на стол. Ее тело садится за стол, она бормочет под нос молитву, хотя, скорее это похоже на несвязный лепет.
Ее рот открывается, зубы откусывают кусок.
Она вся сейчас по отдельности, ее тело и составляющие - не живут единой жизнью, она раздроблена.
- Мам?
Мам, что стало с тобой? Мама, не держи в себе, я же переживаю.
Она молчит, поглощая еду так же безразлично, как и общалась со мной пару минут назад.
Мам?
Слышишь? Я твой сын, Роджер. Все хорошо, я здесь. Ты не чувствуешь мою руку? Мама, посмотри на меня.
Она проглатывает, поднимает глаза:
- Я его убила.
- О, - мне неизвестно, что это значит, убить человека. Но я предполагаю, что это страшно. - Мам, мне жаль. Но ведь ты и раньше де...
- Это уже третий раз подряд! - из нее вырывается крик и слезы. Она сейчас худее и бледнее, чем обычно. Ее волосы какие-то сухие и растрепанные, кожа желтоватая, губы потрескавшиеся. Она словно не моя мать...
- Третий раз, Роджер! Когда меня вызывают на место преступления, то я убиваю человека, Роджер! - она вскакивает с места и хватает меня за куртку, встряхивая. - Они все мертвы.
- Ну... это же твоя обязанность. Они преступники, - выдавливаю из себя, пытаясь скинуть ее руки.
Она вновь падает на стул, кладет голову на стол и тихо шепчет, плача:
- Я не могу уйти, потому что только на работе я забываюсь. Но эта же работа приносит мне все новые разочарования. Эти люди... в этом городе, они нуждаются в офицере Келли.
Мам, ты сильная, я верю, честно. Посмотри на меня, я здесь, я люблю тебя.
- Мам, я рядом, - мой голос и мои объятья проваливаются в нее и так же пропадают, как в пустоте.
Она поднимается с места, ищет снова стакан для успокоительного, чтобы, наконец, принять его. Ее руки не трясутся, она спокойна, внутри нее свертывается все в тугой узел, она знает, что проснется завтра, и все происходящее останется во вчера. Завтра... завтра будет завтра.