На полпути к двери он остановился в воздухе и глянул ей в затылок.
— Ты счастлива? — спросил он тихо, не ожидая ответа.
Она не обернулась, но пальцы замерли над клавиатурой. Ни вид его лица, ни касание руки не произвели на девушку впечатления, а слова глупого вопроса заставили остановиться. Где-то в любимой голове вопрос пробился сквозь многослойную преграду фокуса и был удостоен кратких размышлений.
— Да, очень.
И пальцы снова застучали по клавишам.
Винь не запомнил, как вернулся во времянку, да и после этого в памяти удержались лишь обрывки. Например, встреча с Бенни Вэнем на стыковочной палубе.
Бенни хотел поговорить.
— Мы вернулись раньше, чем я вообще надеялся. Ты себе не представляешь, какие у Синя пилоты! — Он понизил голос. — Одна из них — Ай Сунь, ну, с «Невидимой руки». Она была навигатором. Одна из наших, Эзр. Но она вроде как мертвая внутри, как и все остальные пилоты и программисты авральников. Синь сказал, ее фокусировали. Он сказал, ты можешь объяснить. Эзр, ты же знаешь, мой папа в Хаммерфесте. Что там…
Больше Эзр ничего не запомнил. Может, он накричал на Бенни, а может, просто оттолкнул и пролетел дальше. «Вам придется объяснить про фокус вашим людям, и, если они сумеют принять новое знание, остатки наших флотов, возможно, выживут».
Когда к нему вернулась способность соображать, Винь обнаружил, что висит один в центральном парке времянки и совершенно не понимает, как сюда попал. Парк раскинулся вокруг, с пяти сторон нависали лиственные кроны. Старая пословица гласила: «Без бактериальной ямы базе не прокормить обитателей; без парка обитатели потеряют души». Даже на таранниках, глубоко в межзвездной тьме, всегда есть капитанский бонсай. Во времянках покрупнее, на хабитатах с тысячелетней историей в системах Канберры и Намчема парку отведен самый большой участок конструкции, километр на километр природы. Но даже крохотный парк нес в себе тысячелетнюю мудрость дизайна Чжэн Хэ. Этот создавал иллюзию лесной чащи, наводил на мысль о созданиях больших и малых, которые поджидают вот за этим деревом. Соблюдение жизненного равновесия такого маленького парка было, вероятно, самым сложным проектом времянки.
Парк тонул в густеющих снизу сумерках. Справа между деревьями просвечивала тускнеющая фальшнебесная лазурь. Винь подтянулся и, перебирая руками, вылез на твердую почву. Путешествие было недолгим: в любую сторону парк не простирался дальше двенадцати метров. Винь опустился на глубокий мох у древесного ствола и прислушался к звукам остывающего лесного вечера. Мелькнула по небу летучая мышь, где-то рядом музыкально запело бабочкино гнездо. Летучая мышь, надо полагать, не настоящая. В таких маленьких парках крупным или быстрокрылым животным не прокормиться. А вот бабочки, вероятно, подлинные.
На благословенное мгновение все мысли оставили его…
…чтобы вернуться и вонзиться заточенными кинжалами. Джимми мертв. И Цуфэ тоже, и Фам Патиль. Умирая, они убили сотни других, в том числе людей, которые, может, знали бы, что теперь делать. «А я остался жить».
Еще полдня назад знание о том, что в действительности случилось с Триксией, свело бы его с ума от бешенства. Теперь гнев разбился о стыд. Эзр Винь тоже приложил руку к гибели «Далекого сокровища». Окажись Джимми чуть «успешней», в Хаммерфесте тоже бы все погибли. Неужели быть идиотом и поддерживать идиотов — такое же зло, как предательская атака? Нет, нет, о нет! Но ведь, как ни крути, Джимми погубил значительную часть выживших после атаки. «И я должен искупить его вину. Я обязан объяснить про фокус нашим людям, и, если они сумеют принять новое знание, остатки наших флотов, возможно, выживут».
В горле у Эзра встал комок слез. Он должен убедить остальных смириться с тем, что сам бы с охотой предотвратил ценой собственной жизни. Ни учеба, ни книги, ни весь опыт девятнадцати лет не подготовили его к такой сложной задаче.
Неподалеку мигнул слабый огонек. Раздвинулись ветки. Кто-то вошел в парк. Неумело пробрался к центральной полянке. Свет скользнул по лицу Виня, потом отодвинулся в сторону.
— Ага, я так и подумал, что найду тебя на земле. — Это был Фам Тринли. Старик ухватился за низко свисавшую ветку и опустился на мох рядом с Винем. — Держись, паренек. У Дьема сердце было в правильном месте. Я ему помогал как мог, но он оказался беспечным сорвиголовой — помнишь, как он говорил? Ни за что не подумал бы, что он такой дурень, а вот поди ж ты. И столько народу погибло. Что ж, бывают и просёры.