Винь покосился на хрон. Ага, есть еще пятьсот секунд! Он встал, глянул поверх удлинявшихся теней туда, где проспект взбирался на склон горы. Весь день они провели, закопавшись в главную задачу и даже не оглядываясь по сторонам. А остановились они, не дойдя до места, где проспект расширялся, образуя что-то вроде площади.
В светлое время на планете, наверное, царила пышная растительность. Холмы покрыты перекрученными останками каких-то деревьев. В городе же природа была тщательно причесана: вдоль проспекта с правильными промежутками располагались кучи мерзлого перегноя — декоративные растения. По периметру площади тоже обнаружилось с десяток таких груд.
Четыреста секунд. Время еще есть. Эзр быстро вышел на площадь и стал обходить ее кругом. В центре высился небольшой холм, где под снегом укрылись странные формы. Сделав полкруга, Винь оказался лицом к свету. Работа людей в библиотеке так разогрела это место, что от дома стелился туман временной атмосферы местного значения, плыл по проспекту, конденсируясь и выпадая снегом, и свет В(ы)ключенной красноватыми столбиками падал сквозь него. Если отвлечься от красного цвета, туман легко можно было принять за дымку на полу главной базы его родителей летней ночью. А стены ущелья — за переборки отсеков хабитата. На миг воображение сыграло с Винем злую шутку: невероятно чужеродное место вдруг представилось ему знакомым и мирным.
Он снова взглянул в центр площади. Там снега было мало. Впереди, в полумраке, торчали странные предметы. Почти не думая, он пошел туда. Земля очистилась от снега и стала инисто похрустывать под ногами. Винь замер, у него захватило дух: эти темные предметы в центре, это же статуи! Статуи пауков! Еще несколько секунд, и он доложит о находке, а пока Эзр любовался сценой в тишине и одиночестве. Разумеется, примерный облик аборигенов люди уже знали; при предыдущих высадках удалось найти и грубые рисунки. Но… Винь увеличил масштаб скана… эти статуи оказались куда реалистичнее: отлиты с превосходной детализацией из какого-то темного металла. Трое пауков, в натуральную, как он догадался, величину. Слово «паук» пришло из естественного языка, при повседневном употреблении оно вполне понятно, а закопаешься в этимологию — увязнешь. На базах, где прошло детство Эзра, водились несколько видов существ, именуемых пауками. Были шестиногие, восьминогие, даже десяти— или двенадцатиногие. Толстые и волосатые; тощие, черные и ядовитые. Здешние напоминали ему тощих и десятиногих. Но либо они одеты, либо значительно шипастей мелких тезок. Ноги переплели друг с дружкой, изображая какое-то единство. Сражаются, совокупляются или что? Даже могучее воображение Виня отказывало.
Интересно, как тут все было, когда солнце в последний раз светило ярко?
Уже набила оскомину сентенция, что мир прекраснее всего в годы Увядающего Солнца. И то правда: погода не такая своенравная, во всем чувствуется замедление, в большинстве мест выпадают годы, когда летний зной не так жжет, а зимы не так яростно суровы. Классическое время любви. Время, когда высших этого мира так и тянет расслабиться, отложить все дела. Ибо другой возможности подготовиться к концу света уже не будет.
Велением слепого случая Шерканер Андерхилл избрал для первой поездки в Ставку самые чудесные дни лет Увядания. Он вскоре понял, что повезло ему вдвойне: прибрежные серпантинные дороги не были рассчитаны на автомобильное движение, а Шерканер оказался совсем не таким способным водителем, каким себя мнил. Не единожды его заносило и разворачивало над пропастью, когда в машине его удерживал только пристегнутый водительский ремень, и лишь отчаянная рулежка и экстренное торможение уберегли от полета в голубоватую дымку Великого Моря (хотя, конечно, он бы туда не долетел, а рухнул на лес внизу, с тем же губительным результатом).
Шерканеру поездка нравилась. За несколько часов он научился управлять машиной и теперь выделывал коленца на двух колесах скорей сознательно. Да, поездка получалась что надо. Местные прозвали дорогу Гордостью Аккорда, и королевская семья не смела с этим спорить. Стояла середина лета. Лес уже достиг возраста полных тридцати лет — почти столько, сколько вообще могут прожить деревья. Они тянулись к небесам, высокие, зеленые, и заступали прямо на край дороги. Прохладный аромат цветов и древесных смол обдувал водительский насест его машины.
Другие гражданские автомобили ему попадались редко. Много было ошпрехов, тянущих повозки, случались грузовики, а больше всего попадалось военных конвоев. Гражданские реагировали со странно смешанными чувствами: то ли раздражение, то ли зависть, то ли интерес. Даже чаще, чем возле Принстона, встречались крестьянки, с виду беременные, и парни с десятками детских рубцов на спинах. Иногда по их движениям было похоже, что завидуют они не одному лишь автомобилю Шерканера. А я порой чуток завидую им. Он некоторое время поиграл с этой мыслью, не пытаясь ее рационализировать. Инстинкт — захватывающая штука, особенно если наблюдаешь за его работой изнутри.