Вячеслав Константинович Шашуков, инженер-механик дивизиона, прибыл из Севастополя на Кавказ немного раньше остальных.
— Ну, как живете, моряки? — был его первый вопрос при встрече.
Этот простой вопрос для нас имел особый смысл. Еще когда мы были в училище, Шашуков теоретически «обосновал» разделение всех военных моряков на три категории: моряк по натуре, моряк по обстоятельствам и моряк по недоразумению. Себя он относил к первой категории. И, по-моему, вполне резонно. Сама природа создала его физически крепким, а за годы службы он приобрел богатейший опыт, был находчив, упорен в достижении цели.
— Живем по обстоятельствам, — в тон Шашукову отвечал я. Шашуков относил нас с Борисом Архиповичем Ткаченко ко второй категории — «морякам по обстоятельствами Шутка шуткой, а попасть в разряд «моряков по недоразумению» значило в понятии Шашукова быть человеком третьестепенным. Таких люден он, как говорится, не жаловал.
Мы долго беседовали с Шашуковым. Было о чем поговорить, о чем вспомнить старым друзьям.
Вскоре прибыл к нам инженер-капитан 3 ранга Александр Георгиевич Баклагин.
Хотя Баклагин был инженером-корпусником (занимался ремонтом судовых корпусов), мне, электрику, в годы войны пришлось тесно сотрудничать с ним. Да и не такой Александр Георгиевич человек, чтобы пройти мимо нуждающегося в помощи, не ободрив его, не посоветовав, что и как можно сделать, не развеяв плохое настроение у товарища. Любил он шутку, считая ее просто необходимой в общении с людьми.
Начальник отделения техотдела флота по ремонту подводных лодок военинженер 3 ранга А. Г. Баклагин.
Не раз при встрече со мной Баклагин говорил:
— Ты бы навестил своих подводников. Спрашивали, не пожалуешь ли к ним. Сам знаешь, любят они, когда составляешь актик об их грехах…
Это означало, что Александр Георгиевич заметил где-то непорядок и требовалось мое вмешательство. А он развивал свою мысль дальше.
— Меньше актами занимайся, побольше живого общения с людьми.
И вот встреча на Кавказе.
— А мы знали, что тебя вторично направили к нам, — пожимая руку мне и Шашукову, проговорил Баклагин. — Ждали твоего прибытия. Что же больше всего интересует тебя?
— Ну, хотя бы ремонт транспорта «Анатолий Серов».
— Да не скромничай. Говори все, не забывай, что я живой свидетель, — напомнил Шашуков.
— С транспортом изрядно повозились. Пришел он к нам в Севастополь в охранении эсминца «Безупречный», трех базовых тральщиков и двух сторожевых катеров. Кажется, это было ночью 24 мая. А утром — налет вражеской авиации. К Корабельной бухте, где стоял «Анатолий Серов», прорвались фашистские самолеты и сбросили 8 бомб. Одна из них угодила в трюм. От взрыва в носовой части правого борта ниже ватерлинии образовалась пробоина. В нее хлынула вода, и вскоре нос транспорта сел на грунт…
Кое-что об этом случае с транспортом я уже слышал. Рассказывали и о том, как действовал в создавшейся обстановке инженер-капитан 2 ранга Кокорев. Вместе с Баклагиным он прибыл на судно. Некоторые члены экипажа считали, что их кораблю нет возможности уйти из Севастополя, и приуныли.
— Что это вы носы повесили? — обратился Кокорев к морякам. — Да наша оперативная группа способна и не то сделать. Недавно вон лидеру «Ташкент» корму закрепили. Корму-у… А борт вашего транспорта залатать ничего не стоит. Правильно я говорю, Александр Георгиевич?
— В этом можно быть уверенным, — подтвердил Баклагин и тут же попросил передать по семафору первый заказ в мастерские техотдела, которые размещались на Минной пристани.
Моряки «Анатолия Серова» воспрянули духом. Они еще более энергично стали помогать разгружать судно.
А на транспорте под руководством Баклагина и подоспевшего со своими легководолазами-подводниками Шашукова уже развернулись работы по спасению судна.
— И Слава помогал? — поинтересовался я. — Что же делал наш Шашуков?
Баклагин охотно рассказал:
— Большую помощь оказали нам его легководолазы. Нельзя забывать о том, что фашисты продолжали бомбить транспорт. Шашуков командовал зенитной артиллерией. И не только командовал. Когда враг особенно наглел, Слава сам вставал к орудию и вел по самолетам меткий огонь. Это давало нам возможность продолжать заниматься своим делом.