В прежние эпохи болезнь и неудача воспринимались в категориях греха, вины и наказания. Но эта моральная реакция не свойственна сознанию (но не бессознательному) современного человека. В настоящее время ситуация рассматривается в форме подверженности посторонним воздействиям — со стороны других людей, обстоятельств, внешней среды и наследственности, “жертвой” которых становится личность.
Известная каузальная концепция психоанализа, согласно которой некоторые переживания раннего детства рассматриваются как “причина” неудачи в более зрелые годы, во многом объясняет упомянутую установку и фактически является ее выражением. В кризисной ситуации эго чувствует себя невиновным, потому что оно не способно ответственно идентифицировать себя с эго раннего детства.
При встрече с тенью, однако, эго покидает область идентификации персоны с ценностями коллектива. Редуктивно-аналитические работы Фрейда и Адлера обнажили теневую сторону человеческой психики, столь отличную от иллюзорной самооценки эго. Встреча с “другой стороной”, негативным элементом, характеризуется появлением множества сновидений, в которых это “другое” предстает перед эго в различных обликах: нищего или хромого, изгоя или дурного человека, дурака или бездельника, униженного или оскорбленного, грабителя, психически неполноценного и т. д.
Человека потрясает до глубины души неизбежность признания, что другая сторона, несмотря на ее враждебность и чуждость по отношению к эго, составляет часть его личности. Великий и ужасный догмат “ты тоеси”, который проходит лейтмотивом через всю глубинную психологию, звучит болезненным диссонансом в открытии тени.
Личностный кризис заставляет индивида погружаться в такие глубины, в которые по доброй воле он обычно не осмеливается спускаться. Старый идеализированный образ эго должен исчезнуть, и тогда опасное понимание неоднозначности и многосторонности личностной природы сотрясает пьедестал, на котором помещался этот образ.
Процесс, в котором эго приводится к осознанию своей порочности и психической неполноценности, антиобщественное и подверженности невротическому страданию, уродливости и ограниченности, основан на психоаналитической методике пробивания инфляционной оболочки с целью заставить эго пережить во всей полноте свою ограниченность и односторонность, типологическую обусловленность, предвзятость и нечестность. Естественно, что горечь осознания всех этих неприятных свойств вызывает реакцию сопротивления.
Необходимость признания в своей неприспособленности и инфантильности, никчемности и уродливости, животном родстве с обезьянами, скотской сексуальности и стадности производит потрясающее впечатление на любое эго, идентифицировавшее себя с коллективными ценностями. Но корни теневой проблемы уходят глубже, и проблема становится нешуточной, когда исследование приходит к истокам самого зла, и личность ощущает свою связь с врагом рода человеческого, агрессивные и деструктивные влечения, заложенные в структуре ее бытия.
В конечном счете индивид приходит к необходимости “признания” своего зла. На первый взгляд это утверждение может показаться непонятным. Разумеется, в полной мере его значение не поддается непосредственному осмыслению. Не следует минимизировать и скрывать зло, пытаясь придать ему относительный характер, потому что релятивизация зла позволяет нам делать вид, что в конечном счете именно то зло, которое необходимо признать, не так уж плохо. Ситуация не изменяется в лучшую сторону от того, что зло теперь не принимает форму коллективно опознанного феномена.
С точки зрения моего соседа, быть может, “мое” зло не есть зло, и наоборот. Именно в этом и заключается моральная проблематика ситуации. Групповая оценка и ответственность прекращают свое существование, когда никакое одобрение со стороны общепринятой моральной нормы не в силах изменить сознание эго, что оно поступило дурно, и никакое порицание со стороны коллектива не в силах и не вправе изменить ориентацию эго.
Распознание “моего” зла как отличного от общего зла составляет необходимый момент самопознания. В процессе индивидуации никто не вправе обойти стороной этот момент. Однако в процессе развертывания индивидуации происходит дезинтеграция прежнего влечения эго к совершенству. Инфляционная экзальтация эго должна быть принесена в жертву. Эго вынуждено заключить с тенью джентльменское соглашение, которое знаменует диаметрально противоположное развитие по отношению к старому этическому идеалу абсолютизма и совершенства.