Взять хоть, к примеру, рабочие натюрморты — Рэкс Рэнсом припомнил один такой: накрытый закусочный столик перед окошком в Париже, а сквозь стекло виднеется дом напротив, весь в первых бледных проблесках весеннего солнца. Эффект от игры света и теней был просто потрясающим!
А вот еще одна работа, тоже пришедшая Рэнсому на ум: ворота монастыря в полдень. Ослепительный солнечный свет на серых камнях, которые, казалось, даже купаясь в горячих лучах, сохраняют суровость и холодную неприступность уединения проходящих веков — это было очень символично!
Нет сомнений: Саймон Прентис — это выдающийся талант своего времени, и майор был рад случаю познакомиться с ним. Кроме того, Рэнсому хотелось узнать историю принадлежащего ему портрета. Что же все-таки заставило женщину на картине смеяться?
Но, как ни спешил майор покинуть лагерь и вернуться в Фор-Гейбл, ему пришлось задержаться дольше обычного. Нашлась куча дел, за всем надо было проследить лично, а вдобавок места, предназначенные для размещения его людей, оказались пока еще не готовыми для жилья.
Но вот он наконец ведет машину по длинному неухоженному проселку, ведущему в Фор-Гейбл.
Сам дом стоял на вершине холма, с которого открывался вид на всю деревню. Задняя часть постройки пряталась под сенью густых деревьев — границы обширного лесного массива, тянувшегося на целые мили и почти со всех сторон окружавшего Уетерби-Корт, усадьбу сэра Николаса Коулби.
Майор заглушил мотор и взялся за чемоданы.
Он собирался приехать вместе с денщиком, но время совпадало с солдатским ужином, поэтому пришлось договориться, чтобы тот подъехал позже на велосипеде и занялся распаковкой вещей и прочим обустройством своего начальника.
— Дел там для тебя невпроворот, — объявил Рекс денщику. — У них в доме нет прислуги, да и вообще — мое вынужденное вторжение весьма в тягость для леди.
Майору показалось, что в глазах подчиненного промелькнуло с трудом скрываемое недовольство; впрочем, судить наверняка было трудно.
«Черт ленивый! — выругался про себя майор. — Ничего с ним не станется, попашет малость сверх положенного — не надорвется! Все равно целыми днями дурака валяет…»
Рэнсом знал, что начальство ждет от него жесткой дисциплины и строгости по отношению к подчиненным, и майор был к ним требователен ровно настолько, насколько и к себе самому; в сущности, по сравнению с ними ему иногда приходилось даже покруче.
Порой товарищи-офицеры удивлялись, где же скрыт источник неутомимой активности Рекса Рэнсома: молодой майор буквально оживал в работе и весь так и сиял, если удавалось найти себе еще какое-нибудь занятие, на первый взгляд даже и не очень-то нужное.
Более того, Рекс редко брал увольнительные, причем на отпуска другим, как правило, не скупился.
«Странный парень! — таков был общий приговор среди сослуживцев. — Безусловно, отличный парень, но ни с кем близко не сходится, вот уже шесть месяцев службы позади, а он все такой же замкнутый, как и в первые шесть дней!»
Если Рэнсом и был осведомлен о том, что говорят о нем за глаза, тем не менее все равно не проявлял ни малейшего желания завести близких друзей или завоевать дешевую популярность в своем кругу.
Действительно, он вел себя крайне сдержанно и несколько отстраненно с подчиненными ему офицерами, так что они относились к нему уважительно, но с прохладцей. В присутствии майора они редко развлекались или заводили беседы на более-менее интимные темы.
Характерно, что он и сам избегал вечеринок и старался отклонять приглашения под любым предлогом.
Было общеизвестно, что если предоставлялся благовидный предлог не идти в гости, никого при этом не обидев, то майор непременно использовал его.
Войдя в холл Фор-Гейбл, Рекс с неожиданным неудовольствием услыхал шум голосов и смех, доносящийся из большого помещения, которое Фенела отрекомендовала ему как мастерскую отца.
В глубине души он надеялся застать Фенелу одну и насладиться мирной вечерней беседой вдвоем, чтобы получше познакомиться с девушкой. И пока он стоял в нерешительности в сумраке холла, дверь мастерской распахнулась и оттуда выпорхнула прелестнейшая из девочек, когда-либо виденных им. Малышка чуть не сбила майора с ног, в темноте не сразу заметив присутствия постороннего.
— Ох, Боже мой! — воскликнула она.
И тут же удивление исчезло с ее лица, она приветливо протянула ладошку.
— А вы, наверно, майор Рэнсом, верно? — прощебетала она. — Фенела предупреждала о вашем приезде. А я — My.