— Хорошо, — согласился Томазян. — Только теперь нет необходимости прятаться за ширмой. Садитесь и слушайте. Вы будете официальным свидетелем. Но вряд ли мы много узнаем на первом допросе.
Томазян приказал привести Черепашкина.
Когда шпион вошел в комнату, меня поразил его вид: черты его лица остались теми же самыми, но глаза утратили придурковатое выражение, взгляд их был мрачен.
— Присядьте, — предложил Томазян. — Теперь слушайте… Мы получили одно сообщение. — Он прочитал шпиону текст телеграммы. — Мы имеем также бесспорные доказательства, что вы устроили в подземелье взрыв, вызвавший аварию. И, наконец, в нашем распоряжении ваша радиофицированная шапка. Наши работники сейчас заняты расшифровкой полученных в ваш адрес радиограмм. Вы знаете, как высоко теперь стоит техника расшифровки. Если бы вам передавали радиограммы даже с Марса, их содержание все равно стало бы нам известным. Итак, советую вам не затруднять нашу работу.
Черепашкин помолчал, потом пристально посмотрел на Томазяна и на меня и не спеша высокомерно произнес:
— Я солдат, разведчик. Ваш враг. Больше — ни единого слова.
Он замолк и устремил взгляд куда-то вдаль.
Это был упорный враг. Хотя его и победили, он не просил помилования. Чувствовалось, что его всю жизнь готовили для ударов из-за угла. Он был способен на все. Он понимал, что спасения ему нет, и внешне воспринимал это совершенно спокойно.
— Может быть, вы все-таки дадите некоторые разъяснения? — спросил Томазян. — Скажите по крайней мере вашу настоящую фамилию и год рождения.
Черепашкин молчал.
— Как вы познакомились с Догадовым? Почему преследовали профессора Довгалюка?
Арестованный не отвечал. Он сидел выпрямившись на стуле и равнодушно разглядывал стену.
Томазян понимал, что сейчас от этого человека добиться ничего не удастся. Он позвал часового и приказал увести арестованного.
Шпиона вывели, чтобы немедленно отправить в Иркутск, а оттуда — в Москву, в распоряжение высших следственных органов.
— С ним будет еще много возни, — проговорил, глядя ему вслед, Томазян.
Поезда в наполненном воздухом туннеле уже шли регулярно, но скорость их не превышала двухсот километров в час. Пропускная способность туннеля резко упала.
Томазян спешил в Иркутск. Чтобы немедленно попасть туда, он заказал самолет. Я полетел вместе с ним. По дороге мы разговорились о давнишнем случае, когда в квартиру к Шелемехе забрался вор. Томазян теперь не сомневался, что это был управдом Черепашкин, намеревавшийся выкрасть бумаги Лиды и Станислава.
В Иркутске мы узнали, что, возможно, к следующему утру возобновится нормальное движение поездов в туннеле, то есть со скоростью не менее тысячи километров в час. В управлении Томазян доложил Саклатвале о положении в восточной зоне, об аресте Черепашкина и о мерах, принятых для усиления охраны туннеля.
Утром из туннеля сообщили, что работы по выкачке воздуха закончены и электропоезда идут с прежней скоростью.
ЭПИЛОГ
Чистенький городок, расположенный внизу, у самого берега, со всех сторон обступили покрытые зеленым кустарником холмы, сбегающие уступами сады и парки. Нежная зелень радовала спокойными, приятными глазу, красками. Позолоченные весенним солнцем, вспененные волны южного моря набегали на каменные стены набережной, могучими всплесками шумели на песчаных пляжах. Воздух был напоен дыханием весны и соленого моря.
На широкой веранде санатория находились четверо: юноша-спортсмен в полосатой майке и с биноклем, красивая светловолосая молодая женщина в голубом платье, седой старик… Четвертым был я.
Молодая женщина взволнованно перебирала пальцами ремешки своей сумочки, старик то снимал, то надевал очки, хмыкал и вопросительно поглядывал на своих компаньонов.
Нужно сказать, что мы, все четверо, приехали в этот городок только несколько часов назад. Целью нашего приезда был санаторий-лечебница доктора Барабаша. Собственно, санаторий назывался иначе, но официального названия никто не употреблял. Санаторий был известен благодаря тому, что главным врачом здесь работал Юрий Барабаш, прославленный своим особым комплексным методом лечения. Этот метод объединял и хирургическое вмешательство, и применение различных лекарств, и психотерапию, а главное — строго индивидуальный подход к больному.
Мы, все четверо, нетерпеливо ждали прихода врача. Вскоре в дверях показался его белый халат. Очевидно, Барабаш знал, кто его ждет, и спешил.