Прислонившись головой к оконной раме, прикрыв глаза, Ярослав Макаренко слушал музыку.
«Может быть, мне лучше уйти отсюда?» — подумал я.
Вдруг у входных дверей прозвучал звонок. Я встал, чтобы открыть. Лида оборвала игру.
За дверью стоял Барабаш.
— Добрый вечер! Добрый вечер! — весело приветствовал он меня.
Я постарался ответить ему тем же тоном:
— Доброго здоровья, доктор!
— Лидия Дмитриевна дома?
И он, как человек почти свой, не ожидая ответа, направился в столовую.
Мы вошли туда вместе. Ярослав прощался с Лидой. Кивнув мне и Барабашу, он быстро вышел. Лида проводила его до лестницы.
— Что, работает инженер над проектом? — спросил с явным любопытством Барабаш.
— Не знаю, — сказал я. — Мне лично вчерашние разговоры кажутся сплошной фантазией.
— Вы правы. Но наш старик всю жизнь увлекался разными фантазиями. Увлекался искренне и старался их осуществить, хотя это удавалось ему редко. Но мы любим его именно за это. Вы знаете, он возил одних из нас в Арктику, других в тропики, поднимал в воздух, спускал под воду и под землю, искал с нами каучуконосы, выращивал в комнатах бананы, строил модели ракет для космических путешествий, носился с идеей показа живых акул в нашем зоологическом саду… Интересный дед! Я, например, глубоко благодарен ему за все его фантазии…
В комнату вернулась Лида. Она выглядела немного смущенной и встревоженной.
— Лида, я зашел, чтобы идти в кино, — обратился к ней Барабаш.
— Я в кино не пойду.
— Почему? Ведь мы условились.
— У меня болит голова. Две бессонные ночи и столько волнений… Я устала. Сегодня рано лягу спать.
Слушая объяснения Лиды, я задумался. Они звучали неискренне. Да, Лида провела две бессонные ночи; вероятно, у нее и в самом деле болела голова. Но бесспорно и то, что она радовалась предлогу не пойти с Барабашем в кино. Ее счастливое настроение исчезло, что-то ее раздражало… Вероятно, мне лучше уйти в мою комнату.
Я так и сделал.
Вскоре после этого стукнула дверь на лестнице. Это вышел Барабаш.
С час я лежал на диване, думая о Лиде, о Макаренко и Барабаше. Их взаимоотношения были неясны мне, но письмо, найденное на берегу моря, помогло кое в чем разобраться. Когда-то, давно, где-то на Кавказе, Макаренко и Лида встретились. Лида понравилась инженеру… Вероятно, он еще не был инженером… Любопытно, сколько лет ему и ей?.. Она, без всякого сомнения, на несколько лет моложе его. Шутя девушка назначила ему свидание. И вот встреча на маленькой станции. Договорились они там о чем-нибудь? Почему она не отвечала на его письма? Почему он, такой энергичный и влюбленный, не вернулся и не разыскал ее? Потом все-таки он вернулся… Ну, а Барабаш? Любит она его? Он, по-видимому, очень любит ее. Станислав ждет, что они поженятся…
На этом мои размышления оборвал легкий стук в дверь.
— Идите пить чай, — позвала Лида.
Я вскочил и пошел в столовую. На столе стоял букет белых роз.
— Так вы не спите? — сказал я.
— После чая лягу.
— Чудесные розы! — проговорил я, садясь к столу и глядя на бутоны с нежно-белыми лепестками.
— Это «снежная королева».
— Они напоминают… вас.
— Спасибо за комплимент! Вам какого варенья?
Пока мы пили чай, она рассказывала о своей лаборатории, о людях, там работающих, о директоре института — академике Саклатвале.
— Вы знаете, это необыкновенный человек. Он исключительно точен во всем. Он живет по расписанию и всегда работает. Только во время отпуска он разрешает себе отдых: занимается физкультурой, купается, копает огород, сажает цветы.
— Вы хорошо осведомлены о жизни вашего начальника.
— Я работаю с ним третий год.
— А когда вы окончили институт?
— Позапрошлой весной.
— Сколько же вам лет?
— Много, — лукаво улыбнулась она. — А вам?
— Тридцать восемь.
— Какой вы старый!
— Разве это старость? — обиделся я. — Для мужчины это самое лучшее время.
Она рассмеялась.
— Возможно, возможно… Между прочим, Саклатвала заинтересовался нашими вчерашними разговорами.
— Как он узнал о них?
— По всей вероятности, ему звонил Аркадий Михайлович. Они старые друзья. А сегодня Саклатвала пригласил к себе Самборского и Макаренко и долго разговаривал с ними. Кажется, речь шла об этом деле.
— Завидую Тарасу Чутю. Чего доброго, и в самом деле что-нибудь выйдет из его выдумки.