Я выслушал Кротова, не перебивая, вздохнул и больше ни о чем не спрашивал.
— А наши спутники крепко спят, — заметил, поглядывая на Тараса и Набокина, инженер. — Вы, искатели приключений, собрались здесь, как я вижу, старой компанией…
Кротов намекал на катастрофу в Северной штольне. Мы заговорили об этой катастрофе, о Догадове, и я спросил:
— Меня интересует вот что: на всем строительстве Ярослав Васильевич, кроме вас, имел еще сторонника.
— Помню. Это был Догадов.
— Догадов горячо отстаивал герметизацию туннеля. Чем вы это объясняете?
— Не понимаю вас…
— Он не раз старался меня убедить, что Макаренко — гений. Позднее, когда я обдумывал все случившееся, меня больше всего сбивало с толку именно это.
— Когда такой субъект начнет поддерживать честного человека, это может сбить с толку, — задумчиво проговорил Кротов.
— Но почему же он его поддерживал?
— Вероятно, это было ему полезно, отвечало интересам хозяев, которым он служил… Скорее всего, они ошибались в Макаренко и считали, что его идеи повредят строительству. Не понимая существа дела, они приказали Догадову всюду проповедовать необходимость герметизации туннеля. Они, вероятно, были убеждены, что герметизация приведет к краху строительства.
— Вы полагаете, что Догадов и его хозяева просчитались?
— Несомненно!
— А скажите, — спросил я помолчав, — как получилось, что вы приняли участие в аресте Догадова? Неужели у вас были какие-нибудь подозрения, когда он организовал в штольне спасательные работы?
— Напротив. Кто мог подумать, что его кипучая деятельность была только одним из способов маскировки?.. Очень он мне не нравился раньше, когда занимался так называемыми палеонтологическими разведками. Я даже хотел запретить ему спускаться в шахту. Но во время наводнения стал думать о нем значительно лучше. Кто же знал, что он не палеонтолог, а шпион!.. Когда Томазян в то утро сказал, что я должен помочь арестовать палеонтолога, я прямо-таки разинул рот. Следователю нелегко было убедить меня, что искатель старых костей — преступник.
— Кажется, этот искатель здорово стукнул вас локтем, — послышался голос с верхней полки. Это проснулся Тарас и не утерпел, чтобы не вмешаться в наш разговор.
— А-а, юноша, вы уже проснулись? — приветствовал его Кротов.
— Я еще не уверен в этом. Может быть, вы просто мне снитесь. Откуда вы взялись?
С этими словами Тарас соскочил на пол и подал инженеру руку.
Почти одновременно с Тарасом проснулся и Набокин. Кротову снова пришлось рассказать, как он попал в поезд, причем Тарас и Набокин все время требовали самых подробных объяснений.
Мы заказали в ресторане ужин, включили радио, сообща написали телеграммы друзьям и знакомым.
— Предлагаю, — подал мысль Тарас, — ввести на Глубинном пути специальные билеты для встречи пассажиров со знакомыми, живущими по пути следования поезда. Плата по таксе: минута — три рубля.
— Для этого нужны специальные вагоны-гостиные, — сказал Набокин.
Приближался район Глубочайшей. Кротов начал готовиться покинуть экспресс, и мы загрустили.
Пересадка должна была произойти приблизительно за сто километров от станции. Кротова по радиотелефону известили, чтобы он собирался. Мы втроем отправились его провожать.
Минут за двадцать до пересадки мы все перешли в задний вагон. Последнее купе занимала специальная бригада железнодорожников-электриков, которая обслуживала экспресс и принимала участие в опытах по сцепке и отцепке вагонов на ходу.
На разъезде с окон сдвинулись заслонки, и мы увидели, что рядом с нашим поездом, по параллельной колее, мчится вагон. Он то немного перегонял нас, то отставал. По-видимому, машинист выравнивал ход. Наконец скорость вагона и нашего поезда стала одинаковой. Тогда из дверей вагона выдвинулись мощные металлические лапы и зацепились за дверь нашего вагона. Вслед за лапами протянулась сетка, а затем и доска, которая, как мостик, соединила оба вагона.