— А у нас по паровым полям в среднем выйдет по шестнадцати, — заметил Соколов.
— Мы на парах будем брать не меньше! — заявил Гребенкин. — А тебе, — повернулся он ко мне, — вот что скажу. Надо, чтобы и в газетах работали не просто люди, умеющие писать без ошибок, а чтобы такие, у которых душа могла бы за дело болеть. Газетчик, пишущий о сельском хозяйстве, обязан хорошо разбираться в вопросах техники и агротехники. Почему бы, скажем, будущего журналиста из университета не посылать на практику в колхоз, совхоз? На годик. Он научил бы там кого нужно, как газеты выпускать, а главное — сам хорошо бы познал жизнь деревенскую. Так ведь, Иван Иванович?
— Вообще, Сергей Устиныч, — заговорил Соколов, — если уж начистоту, то и секретарь райкома должен хорошо знать колхозное производство. Кого если решили растить на секретаря райкома, надо, чтобы он поработал в колхозе или в совхозе. Ну, там секретарем парторганизации, а то и руководителем хозяйства… — Соколов подумал немного и добавил: — Конечно, и председатель райисполкома тоже должен знать колхозную жизнь назубок. Возьмите у нас: многие ли ходят советоваться по колхозному делу к Михаилу Николаевичу? Мало. Все председатели больше норовят поговорить с товарищем Павловым. Он ведь и сам работал председателем, с ним можно всеми своими бедами делиться — поймет и, как человек опытный, советом поможет. И к нам приедет — не пустой разговор ведет, ему в любом колхозе все ясно.
— Да, Иван Иванович прав! — воскликнул Гребенкин и, поднявшись из-за стола, стал прощаться.
Я вышел проводить его. На улице было не очень темно, на небе ярко горели звезды. Морозило.
— Вот и сей по заморозку, — бросил Гребенкин.
Я спросил, зачем он приезжал к Соколову.
— Зачем? За большим делом! Советоваться приезжал. Ведь самого сомнение берет: вдруг ранние сроки окажутся лучше? Говорят, раз в десять или двадцать лет так и случается. Тогда что? Мы, тридцатитысячники, подвели колхозников… Дело серьезное. А теперь поговорил с Соколовым, все ясно — и успокоился.
Некоторое время мы шли молча, обходя лужи деревенской улицы.
Я первым нарушил молчание:
— А ты как: доволен, что в колхоз перебрался?
— Этот вопрос сто человек уже задавали… И ответ одинаковый. Очень доволен! Здесь именно живешь! Да что говорить об этом, — махнул он рукой в пространство. — Здесь таких, как Соколов, очень много. Теперь я иногда подумываю: наколбасили мы порядочно, когда почти всех председателей заменять стали. Непонятно, как еще Соколов держится.
— Последний из могикан, — ответил я, вспомнив изречение Обухова.
— Вот именно! А такой вот самородок — ценнейший руководитель! Ведь надо правду сказать: кое-где попались такие новые председатели, что хуже старых хозяйство повели…
У Соколовых меня устроили на диване. Но сон не приходил. В голове вертелись целые вороха интересных мыслей, услышанных здесь, в самом отдаленном районе.
Проснулся поздно: в восьмом часу. Соколов уже умчался на поля, а на восемь часов назначил расширенное заседание правления: были приглашены и старики.
— В важных случаях Иван Иванович всегда расширенное собирает, — сказал мне Василий Матвеевич Петров, заместитель Соколова и секретарь колхозной партийной организации.
В восемь часов комната председателя была заполнена людьми.
— Нам надо, — начал Соколов, поднимаясь, — нам надо обсудить очень серьезное положение. Наш колхоз оказался на последнем месте в районе. Не сеем — ждем… А соседи вовсю сеют. Мне хотелось, чтобы все, кто здесь собрался, подали свой совет, свое мнение, понимаешь, высказали. Нет возражений?.. Начнем со старших.
— В армии полагается начинать с младших в чине, — негромко сказал кто-то.
— А младший в чине у нас Савелий Петрович, — улыбнулся Соколов. — Давай, дед Савелий, выкладывай свое мнение, только чтобы от души…
Дед Савелий, с короткой седеющей бородкой, встал, но Соколов сказал, что можно и с места.
— Ничего, Иван Иванович, я и постою, — возразил Савелий. — Вот поначалу у меня к тебе вопросик: я на полях дня три не был, а ты только вернулся. Как она, земля-матушка: задвигалась или нет?
— Пока не задвигалась, Савелий Петрович.
— А раз спит, то и пусть выспится — вот и весь мой совет! — Савелий опустился на скамейку и взглянул на своего соседа. — Давай ты, Митрий Афанасьич, говори теперь.
Все старики были единодушны: сеять нельзя. Некоторые предупреждали: будет отзимок, то есть вернется зима.