— Это если считать весь удой? — спросил Орлов.
— В прошлом году те полсотни коров дали примерно полторы тысячи центнеров молока. В общегосударственный фонд…
— Так его сами хозяева потребляли, — усмехнулся Орлов.
— А масло или сметану они на рынок возили?
— Это было… Излишки продавали.
— Да, поди, всей семьей ели молоко и сметану, — чуть не выкрикнул Павлов, и Орлов сразу как-то съежился.
— Установки на поддержку индивидуалов не было же.
— Значит, колхоз эти полторы тысячи не перекроет? А кто же за вас будет прибавлять? Теперь и колхозников будем кормить продуктами из города? Вот и Варвара Петровна уже на городскую пищу переходит, — кивнул Павлов на закуску. — Вы считаете это правильным?
Орлов молчал. На висках показались капли пота.
Молчание нарушила Варвара.
— А ведь и верно… Из города продукты в деревню приходится возить. Бывало, наши колхозники то и дело выпрашивали у бригадира лошаденку, чтобы на рынок чего отвезти продать, а теперь никто не ездит. Задумает если овечку или кабана резать, к нему набегут свои же деревенские: тот килограмм, другой два — и разберут.
Павлов все же переборол себя, попытался спокойно объяснить Орлову, что невмешательство в это дело может привести к весьма нежелательным последствиям, что надо изыскивать корма и для скота колхозников, потому что вся произведенная продукция в конечном счете попадает на общий стол советских людей, и она сейчас пока что очень нужна.
— Тогда и в планах надо предусматривать частный скот, — заговорил Орлов после некоторого раздумья.
— Может быть, и так. Даже обязательно так! — поправился Павлов. — Надо понять, что не чужой нам этот скот. А разве в создании кадров деревни этот скот не играет роли?
— Играет… Я понимаю это, Андрей Михайлович.
Павлов поднялся. Варвара спохватилась:
— Как же, Андрей Михайлович, а чаек?
Прощанье на этот раз было тягостным.
— Чем-то обидела я вас, Андрей Михайлович, а вот чем — не могу в толк взять, — завсхлипывала Варвара. — Уж простите, если чего не так…
Павлов холодно простился. И потом всю дорогу до Березовского совхоза корил себя за это. Ведь Варвара честно рассказала ему о некоторых явлениях в жизни деревни, и он обязан поблагодарить ее… И вот теперь решил: надо извиниться перед Варварой Петровной.
4
Григорьев, как всегда, подтянут, одет опрятно.
— А мы ждем, ждем — нет начальства! — улыбаясь, говорил он, провожая Павлова в свой просторный кабинет.
Павлов давно уже уважительно относится к Григорьеву прежде всего за его постоянное стремление к новому, передовому. Григорьев исколесил страну в поисках новинок, и теперь Березовский совхоз для многих стал образцом в механизации производства.
— С чего начинать? — осведомился Григорьев, усаживаясь за стол.
Павлов напомнил о вчерашнем поручении.
— Мы тут подготовили, что вы просили, — начал Григорьев, забирая со стола расчеты. Однако начал не с цифр. — Мы, Андрей Михайлович, на это дело смотрим вот с каких позиций… Есть, на наш взгляд, крестьяне оседлые, есть неоседлые. Кто обзавелся своим домом, завел корову, поросенка, овечек, птицу — этот уже оседлый крестьянин. А живет человек на селе без всего этого — он вроде как кандидат в крестьяне, в любой момент может оставить крестьянское дело. Понимаете? Вот этим мы тут и руководствовались, — закончил свое вступление Григорьев. — Вы же, наверное, помните, как нам однажды досталось? Вы и приезжали разбираться насчет моих выговоров…
Павлов помнит ту встречу. Тогда он был секретарем по сельскому хозяйству и приезжал в совхоз по поручению первого. Григорьеву объявили выговор за то, что отказался выполнить директиву района о ликвидации скота в личной собственности рабочих. После второго выговора встал вопрос о доверии директору. Павлов тогда еще понял правоту Григорьева в этом вопросе, свое мнение доложил и на бюро, настаивал на снятии выговоров. Но тогда его предложение не прошло. Григорьеву объявили третий выговор.
А тут и горячка насчет индивидуального скота прошла, и Григорьев остался на месте.
— За последние три года наши рабочие увеличили поголовье коров, как я уже докладывал, почти в полтора раза, — начал Григорьев. А затем он назвал такие цифры, что Павлов не удержался, забрал у него расчеты.
Оказывается, кроме полутора тысяч коров, рабочие держат свыше двух тысяч овец, две с половиной тысячи свиней, сорок тысяч голов птицы…
В течение года рабочие и служащие забили на мясо три тысячи свиней, столько же овец, около тысячи голов молодняка крупного рогатого скота и свыше ста тысяч голов разной птицы…