— Я только что получил письмо от сестры. Его принес новый секретарь Клейборна, когда я был с докладом у Джексона. Лиза пишет, что торговля на пути из Санта-Фе идет полным ходом, фирма Сантьяго процветает и он уже строит еще один магазин в Сент-Луисе. Я должен ехать туда, буду заниматься делами фирмы с американской стороны.
— А как же армия? — нерешительно спросила Оливия, не смея надеяться, что слова его означают именно то, о чем она молила Бога.
— Война кончена. Об этом говорится в посланиях президента. Нужно лишь подождать, пока в Генте договорятся об условиях мирного соглашения, — если только уже не договорились. Как только я побываю с докладом лично у президента, сразу же подам прошение об отставке.
Оливия немного отпила из бокала в надежде, что вино придаст ей храбрости, и сказала:
— Ты не представляешь, как я испугалась, когда мне сообщили о твоем появлении в Новом Орлеане. Испугалась, что ты приехал забрать у меня Дэвида.
Ему стало больно от ее слов.
— Я понимаю, Ливи, почему ты могла такое подумать, но поверь, я никогда бы не сделал этого, даже если бы знал о существовании Дэвида.
— Теперь ты знаешь, и мне известно, что ты успел его полюбить, — ответила Оливия, мысленно добавив: «Осталось только выяснить, любишь ли ты меня, Сэмюэль».
Он поставил свой бокал на столик, забрал ее бокал и поставил рядом.
— Да, я очень люблю его и бесконечно благодарен тебе за сына. — Сэмюэль запнулся, помолчал, запустив пальцы во взлохмаченную шевелюру, словно в поисках нужных слов, и продолжал: — Я причинил тебе много горя, Ливи. Вновь и вновь я становился причиной твоих страданий, а ты отвечала мне только добром. И вообще — что я могу тебе предложить? Ведь я всего лишь отставной военный со скромным доходом и буду жить в небольшом затрапезном городишке, который не идет ни в какое сравнение с блеском и роскошью Нового Орлеана. Я не имею права просить…
— Черт бы тебя побрал, Сэмюэль Шеридан Шелби! Хватит распинаться передо мной насчет своей вины и тешить свою же больную совесть! Я по горло сыта вашей пресловутой виргинской гордостью! Если ты меня не любишь и не намерен жениться, тогда я забираю сына и отправляюсь вверх по реке к Микайе. Будем с ним вдвоем воспитывать Дэвида. И черт бы побрал дядино наследство тоже! За эти три года я из него ни цента не потратила и впредь не собираюсь этого делать.
Оливия рассердилась не на шутку. Зеленые глаза сверкали, нежные розовые губы сжаты… Не в силах больше сдерживаться, Сэмюэль охватил ладонями милое лицо, потянулся к губам и тихо сказал:
— Вы меня неправильно поняли, мадам Обрегон. Я как раз пытался, хотя и несколько неуклюже, просить вашей руки. Но вы, со свойственным вам неистовым темпераментом, меня опередили. И я отвечаю — да, я намерен жениться на тебе. С радостью! Я люблю тебя больше жизни.
Оливия бросилась к нему на шею, не помня себя от радости:
— Сколько лет я ждала, когда ты скажешь это! Завтра же утром идем в церковь. Будем надеяться, отец Дюборг прервет подготовку к торжественной мессе и выкроит минутку, чтобы нас обвенчать.
Сэмюэль притянул ее к себе поближе и шепнул:
— Это завтра, завтра мы поженимся, но сегодня… я три года ждал этого, Ливи.
Он взял ее на руки, отнес в спальню, бережно положил на высокую кровать и присел рядом, а когда Оливия начала расстегивать пуговицы на платье, остановил ее:
— Погоди, я сам.
Сэмюэль снял легкие туфельки и шелковые чулки, любуясь длинными стройными ногами, потом, покрыв поцелуями шею и плечи возлюбленной, принялся за платье.
— В последний раз я боролся с проклятыми застежками так давно, что забыл, как это делается, — бормотал он, расстегивая бесконечные пуговицы и крючки.
Когда муслиновое платье было сброшено и Сэмюэль потянулся к кружевному лифу, Оливия неожиданно прикрыла грудь руками.
— Сэмюэль, я… я не хочу тебя расстраивать…
— Если ты предлагаешь подождать до свадьбы, я готов.
«Правда, в этом случае я могу не дожить до свадьбы, — мрачно подумал он, — но если надо, значит, надо».
— Нет, свадьба здесь ни при чем, и ждать я не хочу. Вот только…
— В чем дело, любовь моя? — Сэмюэль приподнял ее голову за упрямый подбородок и взглянул во влажные зеленые глаза, глубокие и таинственные.
— Я так растолстела во время беременности. Я уже совсем не та, что прежде.
Он улыбнулся, проведя кончиком пальца по краю кружев, за которыми скрывалась желанная грудь.
— Да, вижу. — И Сэмюэль нашел губами сквозь кружево по очереди оба соска. — Ты само совершенство, лучше тебя нет и быть не может.