- Вам надо торопиться, - сказал Иван, - чтобы успеть к приходу скорого поезд.. Можно выходить затемно. Пойдёте по глубокой лыжне, как по рельсам. Попейте горячего чаю с сухарями и в путь. Время не ждёт.
Мы помогли Володе одеться, выйти наружу и встать на лыжи. После тепла в хижине показалось, что мороз не такой страшный, каким был вчера. Я встал на лыжи впереди, сквозь кольца моих палок, мы продели палки Во-лодиных лыж, он ухватился за темляки. Когда я отводил руки назад и выдвигался вперёд, палки натягивались, получались как бы оглобли.
Я надел свой рюкзак, выложив банки с консервами, и передал их Ива-ну, перекинул ружьё через плечо, вставив в патронник на всякий случай два патрона с картечью, на пояснице закрепил патронташ и охотничий нож. И мы пошли по глубокой лыжне, как по рельсам. Замыкающим, практически с пустым рюкзаком, шёл Женька Кондрашов. Иван нас провожал.
- Когда доставишь пострадавшего в больницу в Москве, возвращайся на следующий день. Встретимся в Кировске, в железнодорожной школе ? 2.
В поезде, которым вы поедете, есть вагон-ресторан, там купишь что-нибудь поесть. Ружьё передай Жене Кондрашову. Он же захватит в обратный путь лыжи Володины лыжи. Ну, в добрый час. Ни пуха ни пера.
- Пошёл к чёрту, - весело сказал я, и мы тронулись.
Вскоре выяснилось, что Володя носками лыж, на которых он стоял, то и дело наезжают на задники моих лыж. Пришлось удлинять "оглобли" за счёт палок Женьки Кондрашова. Он пошёл без палок. Стало светать. Теперь лыжню было хорошо видно. Когда надо было преодолевать бурелом, я взваливал к себе на спину Володю, подхватив его под руку, как будто собирался провести бросок через плечо, и перетаскивал его через ров. Женька пробирался рядом и страховал. Когда я уставал, мы менялись с Женькой местами: он тянул Володю, я шёл замыкающим. Иногда Володя просил остановиться.
- Мне нужно оправиться, - говорил он виновато, - вы отвернитесь.
Один раз он даже присел, спустив штаны. Ничего не предвещало опасности. Низкое северное солнце светил слабо, и чёрный лес с белыми шапками снега на лапах елей казался волшебным. Ближе к Апатитам Володя разогрелся, повеселел и даже стал помогать нам, сам передвигая свои лыжи.
Когда мы добрались до станции, Володя рассмеялся:
- Посмотрите, на кого вы похожи. Ваши морды лица заиндевели, будто вы деды морозы, и заросли снежным мохом.
- А ты думаешь, ты выглядишь лучше? Как ты себя чувствуешь?
- Прекрасно. И даже отлично. Я считаю, что Вадиму нечего меня со-провождать, я совершенно спокойно сам доберусь. Позвоните только моему дяде, чтобы он меня встретил. Вот его номер телефона. Фамилия Гордющенко, зовут Леонид Иннокентьевич. Он зав отделением "Третья хирургия".
И тут мои мыслишки стали суетливо бегать в извилинах лукавого мозга, как мышь, попавшая в лабиринт, в поисках хорошего выхода из щекотливого положения. Иван сказал, что Володю надо доставить до больницы. Это с одной стороны. А с другой стороны, он держится молодцом. Зачем я поеду? Он и сам говорит, что спокойно доедет. Посмотрим, как он будет держаться, когда прибудет поезд. Так не хочется, прерывать поход.
Я купил один билет до Москвы и решил, что второй куплю, если понадобится, на следующей ближайшей остановке. Тем временем мы ждали прихода поезда, греясь в зале ожидания. В буфете я купил пару бутербродов с колбасой и бутылку бледного напитка под названием "Ситро". Поезд прибыл без опоздания. Мы поспешили занять место в вагоне. Володе досталась верхняя полка. Я объяснил проводнику, какой проблемный пассажир ему достался. Он всё понял и без проволочек выдал постельные принадлежности.
- Надо будет помочь ему добраться до туалета, - сказал я.
- Зачем туалет? Я буду подавать ему ведро из-под угля. У нас пассажиры на севере люди сознательные, возражать не станут.
Я торопливо уложил на полку тюфяк, расстелил постель, в головах пристроил Володин рюкзак, чтобы не дуло из окна. На столик положил купленные в буфете бутерброды и поставил бутылку воды. Володя самостоятельно забрался на полку, нам даже не пришлось ему помогать. Это меня немного успокоило, и я перестал сомневаться, правильно ли я поступаю, отправляя пострадавшего товарища одного. Хотя, надо признаться, кошки скребли на душе и карябали совесть. Я накрыл Володю дополнительно его шерстяным одеялом, подоткнул свисавшие концы под тюфяк. Мы попрощались с Володей и поспешили на выход, чтобы успеть до отправления состава посетить начальника поезда, ехавшего, как всегда, в первом вагоне.
Начальник поезда оказался отзывчивым человеком и обещал нам, что он возьмёт ситуацию под личный контроль. Вскоре паровоз протяжно гуд-нул, пробуксовав тяжёлыми колёсами, выпустил тугую струю пара, подсыпал из песочницы на рельсы сухого песку, состав медленно тронулся и поехал, набирая скорость. Мы с Женькой Кондрашовым дождались, пока состав скроется из вида. И, постояв немного в растерянной тревоге, отправились в вокзал, чтобы заказать телефонный разговор с дядей Володи.
Ждать пришлось недолго, телефонистка передала нам, что вызываемый абонент не отвечает. Тогда я заказал разговор с моим отцом, он был человек очень обязательный, я был в нём абсолютно уверен. Он работал заместителем управляющего трестом "Моспроммонтаж", у него был служебный автомобиль - "каблучок-москвич". Как назло телефон отца тоже не отвечал. Звонить домой маме было бесполезно, я знал, что она находится в санатории, где лечится от бронхоэктазии. Пришлось отказаться от телефонных переговоров и сочинять срочную телеграмму на мой домашний адрес. Отец придёт с работы домой, прочтёт телеграмму и сделает всё как надо. Повторяю, я в этом не сомневался. В телеграмме я сообщил, что поездом "Мурманск - Москва" такого-то числа прибудет мой товарищ с обмороженными ногами, его нужно срочно доставить в Центральный госпиталь Министерства внутренних дел, где работает дядя моего друга, профессор Гордющенко. Я попробовал сообщил номер его телефона, но телеграфистка, сказала это передавать не будет, так как не имеет права, потому что такие данные являются секретом. Тогда я приписал, что буду звонить, когда попаду в Кировск.
Покончив с этим делом, мы с Женькой Кондрашовым храбро отправились в обратный путь. Женька связал Володькины лыжи и палки верёвкой и подсунул их сикось-накось под лямки своего потрёпанного рюкзака. Пока ещё было светло, но уже начинало смеркаться. Мы торопились, чтобы как можно скорее добраться до избы. Мы бежали налегке по глубокой лыжне, как по рельсам, активно работая палками. Мороз крепчал, но мы этого не замечали. Вскоре стемнело, вышел месяц и светил нам призрачным светом.
Мне вдруг вспомнился наш московский дворик на Сущёвском валу и наша детская считалка: "Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана, буду резать, будешь ныть, всё равно тебе водить". И я подумал: как это было недавно и в то же время давно. Может быть, это был потусторонний прощальный сигнал, что пришло время расставаться с жизнью.