Мы прошли к лодке, привязанной к берегу. Это была одна из городских лодок, на боку был нарисован голубой дельфин, и ее мог использовать любой, главное, чтобы потом вернули в пристань, где взяли.
Я оттолкнула лодку проклятой силой. Мы поплыли, и Мария распустила волосы, ветер тут же подхватил их.
Она обвила руками мою шею и прошептала:
— В чем дело?
Ее нежный голос чуть не довел меня до слез.
— Ни в чем. Я просто хотела тебя увидеть.
Она знала, что я врала, но не давила. Мария провела пальцами сквозь мои волосы, прогоняя тревоги.
Мы направлялись к холму с видом на дюны Хамасаки, окруженному кустами. Идеальное укрытие. Во время учебы в школе мы часто бывали там в хорошую погоду. Я первой предложила снять одежду, но Мария смело поцеловала меня, пока мы лежали, обнаженные, вместе.
Причалив, мы побежали по дюнам. Я переживала, что наше укрытие нашли, ведь мы не были там какое-то время, но место выглядело нетронутым.
Хоть я знала, что нас не было видно, мы проверили окрестности, а потом стали раздеваться. Я смущалась, но наш смех, пока мы медленно раздевали друг друга, вызвал ощущения, словно я вернулась к невинным дням детства.
Еще не было лето, воздух был прохладным. Мы потирали мурашки на руках друг друга.
— Саки, у тебя выросла грудь, — Мария вдруг схватила меня сзади.
— Щекотно… — я вырвалась.
Она догнала меня, ее ладони скользили по моему телу. Она смогла снять мой лифчик.
— Ой, хватит, — я не могла терпеть и сжалась на земле, обвив руками колени.
— О чем ты? Разве не этого ты хочешь? Ты же за этим пришла ко мне?
Я смеялась, дрожала и извивалась под ее атаками. Это была смесь счастья и боли, ласки и пытки.
— Я не видела тебя какое-то время, так что мне нужно исследовать твое тело. Что изменилось с прошлого раза? Ты уже полностью развилась?
— Хватит. Не нужно…!
Мария водила нежными пальцами по моему телу. Ее пальцы были ловкими, и меня словно касалась тысяча рук.
— Хм. Какое красивое тело. Ни грамма лишнего жира, и такое нежное…
— Ох. Ты закончила? Теперь твоя очередь…
— Мм. Я дам тебе посмотреть, сколько хочешь, но сначала проверю твою чувственность.
Она продолжала полчаса. Я смеялась и молила прекратить, пока не стала задыхаться.
— Прекра-а-асно. Тебе нравится эта игра. Все твое тело отвечает на ласку.
Я не могла даже отыскать слова, чтобы возразить. Я возмущенно посмотрела на нее.
— О, как мило, — Мария улыбнулась мне. Ее лицо было на волосок от моего.
Она медленно прижалась губами к моим. Ах. Как описать эту нежность? До этого я целовалась со многими парнями и девушками, но такого никогда не ощущала. У многих людей губы напрягались, когда они нервничали и пытались управлять ими, но губы Марии были как зефир, медленно окутывали мои. Этого хватало, чтобы растопить меня, но она проникла языком в мой рот. От этого ощущения у меня всегда появлялись мурашки. Она исследовала мой рот, скользила языком по моим зубам, щекам изнутри и по языку. Мы сливались прикосновениями и чувствами.
Я полностью отдалась ей, хотела помнить только ее язык. Каждое движение Марии выражало ее желания, и я должна была вскоре ответить тем же.
Мы сплелись ногами, прижимаясь друг к другу затвердевшими сосками.
Она скользила ладонью вниз по моему животу, погладила нежные волоски и опустилась ниже. Я смутилась, она ощущала, какой мокрой я была. Она могла убрать руку, но это не произошло.
— О? Почему ты так возбуждена? — невинно спросила Мария, словно не знала, что сама была тому виной.
— А… а-а-ах, — я пыталась возразить, но слов не было.
Не дожидаясь ответа, она проникла в меня пальцем. В самое чувственное место девушки, бугорок не больше жемчужины. Она дразнила его круговыми движениями, и мой разум опустел. Я таяла внутри.
Время текло медленно, как мед. Мы с Марией забыли о мире, затерялись в занятии любовью. Я завладела инициативой, лишила Марию дара речи, и слезы текли по ее лицу, пока она извивалась от удовольствия.
Наши действия не были запрещены, но строго воспрещалось проникновение. В конце каждого семестра школьная медсестра проверяла, что все девочки оставались девственницами. Если плева оказывалась разорванной, ученицу допрашивали, и если причиной были отношения с другим полом, ее исключали.
В то время никто вокруг нас не покинул школу по этой причине. Ходили слухи, что такое произошло с девушкой семь лет назад. Говорили, ее больше не видели после того случая, но, как и во многих историях Сатору, источник он не называл, так что правдивость была под вопросом.
Когда мы закончили, мы с Марией лежали на песке, покрытые потом. Я вдруг вспомнила слова ложного миноширо. Чтобы избавить общество от жестокости, мы изменили строение общества на основанное на любви, как у бонобо…
С того лета многое из того, что было основой наших жизней, изменилось. Но предупреждения забывались, когда мы пытались совладать с изменениями в телах из-за пубертатного периода.
Какими были первые признаки? Я не помнила, но было общее ощущение необъяснимого раздражения и тревоги. Мария часто жаловалась на головные боли, и меня тошнило, когда я уставала. Все испытывали какой-то физический дискомфорт, хоть все это списывали на боли из-за роста.
Но одни отношения закончились разрывом.
Я узнала, когда наткнулась на пару в городе.
Шун быстро шагал по тропе вдоль канала, Сатору гнался за ним. Я заметила настроение Шуна. Он был отдаленным, это отличалось от их прошлого раза с Сатору.
— Эй, дай мне еще шанс, — Сатору коснулся плеча Шуна, тот холодно стряхнул руку. — Шун, в чем дело? — его голос уносил ветер. Он звучал смущенно и растерянно.
— Ни в чем. Я просто хочу побыть один, — сухо сказал он.
— Знаю, это моя вина. Прошу… — Сатору сжал плечи Шуна.
— Твоя вина? В чем? — Шун холодно улыбнулся.
— Я…
Бедный Сатору растерялся. Я впервые сочувствовала ему и ощущала немного отвращения к Шуну.
— Сатору, разве не пора покончить с этим фарсом? Мне надоело быть твоей куклой.
Сатору был потрясен.
— Ох. Понимаю. Отныне…
— Ты ничего не понимаешь. Меня душит то, что ты постоянно рядом. Я хочу побыть один. Мы можем идти своими путями. Прощай, — быстро сказал Шун, оттолкнул Сатору и пошел мою сторону.
Выражение его лица потрясло меня. Холодная улыбка пропала и сменилась агонией, исказившей его черты. Он заметил меня. Эмоции пропали с его лица, и он пронесся мимо, сделав вид, что не видел меня.
Сатору остался на месте. Я хотела позвать его, но передумала.
Почему? Вопросы крутились в голове. Почему Шун вел себя так жестоко? Он всегда был самым добрым и сострадательным в нашей группе. И, судя по тому, что я случайно увидела, он таким оставался. Он явно страдал.
Но, когда я увидела Шуна в школе на следующий день, он не выглядел обеспокоено. А Сатору был раздавлен. Все видели, что его бросили. Но порой он с надеждой поглядывал на Шуна. На это было больно смотреть.
Через пару дней произошло еще кое-что плохое.
Тогда практические занятия в академии основывались на способностях каждого ученика. Хоть общая техника использования проклятой силы была той же, были сотни уровней сложности, от простого обмена силой до продвинутых действий. Многие в классе были где-то посередине, хоть некоторые ученики брались за сложные техники.
Шун был далеко впереди группы. Он работал над выведением цыпленка из яйца за два часа, это было очень сложно, ведь обычно яйцо нужно было высиживать двадцать один день. Он должен был проклятой силой ускорить развитие то, что даже не видел.