Обращаю внимание на Сергея с Дмитрием. Они выглядят подавленно. Еще бы! Путешествие по иным Мирам началось с такой, мягко говоря, неприятной Фазы, что мне тоже не по себе. Я вспоминаю тот безмолвный белесый «аквариум», в который мы попали, едва покинув «свою» Фазу вместе с Наташей и Анатолием. Мы тогда тоже были готовы ко всему, но только не к такому. А здесь все же полегче. Понятнее. Впрочем, понятнее это только для нас с Леной, но никак не для Сергея с Дмитрием. Думали, их ожидают романтические путешествия. Вот и получили романтику. Кости и подземный лабиринт.
— Что приуныли, орлы? Не нравится вам здесь? Честно скажу, мне здесь еще меньше нравится. Понимаю. Ждали вы всякого, но к такому варианту явно были не готовы. Впереди нас ждет еще не одна Фаза. Всякое будет. И, должен сказать, что это — еще далеко не худший вариант. Ну, я вам говорил, если помните.
Мы снова идем вперед, и через несколько минут путь нам преграждает стальная дверь со штурвалом посередине. Как на подводных лодках. По углам двери видны четыре отдушины, забранные решетками. Теперь и я ощущаю, как в них затягивается воздух.
Пытаюсь провернуть штурвал. Он, со скрипом, но поддается. Несколько оборотов, и дверь открывается. Мы попадаем в многогранный зал. В каждой грани — такая же дверь со штурвалом. И у каждой двери, прислонившись к ней спиной, сидит мумия, усохший до последней степени труп человека. Картина не для слабонервных. Осматриваем несколько мумий. От неосторожного прикосновения Анатолия одна из них рассыпается. Но на других мы не находим никаких видимых повреждений. Кроме мумий и дверей, в зале больше ничего нет.
Решаем двигаться дальше в том же направлении. Крутим штурвал, открываем дверь, и перед нами открывается иллюстрация к «Руслану и Людмиле». «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?» Разрозненные кости буквально устилают пол. Некуда ступить. Поколебавшись, иду прямо по костям. Они жутко хрустят под ногами. Пройдя под этот аккомпанемент шагов десять, оборачиваюсь. За мной решились идти пока только Лена и Вир. Остальные замерли на пороге.
— Вы что, решили составить компанию этим мумиям? Что ж, вольному воля.
И иду дальше. Я знаю, что они все равно пойдут. Нелегко решиться на такое. Здесь надо нервы зажать в кулак и спрятать в карман, поглубже. Но надо. Как бы ни было страшно и жутко идти по этим останкам, но оставаться в этом зале еще страшнее и жутче.
А впереди нас ждет картина еще более «жизнерадостная». Тоннель кончается, и завершается он стальной, окрашенной суриком лестницей в несколько пролетов. Лестница ведет вверх по вертикальному колодцу на высоту около десяти метров. У основания лестницы кости лежат многослойными пластами, скрывая лестницу на несколько ступенек.
Останавливаюсь и закуриваю. Через несколько минут собирается вся наша компания (решились-таки) и молча взирают на этот могильник.
— Время мое! — шепчет Наташа. — Куда же это мы попали, Андрей?
— Сам не пойму, Наташенька. Знаю только одно: чтобы разобраться в этой чертовщине, надо идти дальше.
— Как?
— Будем разбирать завал.
Перспектива, конечно, малопривлекательная, но другого выхода просто нет. Начинаю отбрасывать кости, убеждая себя, что это обычный хворост. Вскоре ко мне присоединяются остальные. Через пятнадцать минут мы уже поднимаемся по лестнице. Лучше бы мы выбрали другое направление. Хотя, кто знает, что было бы там?
Пройдя еще сто метров по хрустящим под ногами костям, мы оказываемся в обширном помещении. Трясу головой, отгоняя наваждение. Где-то я это уже видел. Ну, конечно! В концентрационных лагерях.
Вдоль стен тянутся многоярусные ряды пластиковых ячеек, наподобие пчелиных сот. Прикидываю, что только здесь могло поместиться около шести тысяч человек. И везде кости. Мы уже присмотрелись к ним. Кости и на полу, и в ячейках, и на длинном столе, тянущемся по центральной оси вдоль всего помещения.
Петр трогает меня за рукав и тихо спрашивает:
— Что это, Андрей? Концлагерь?
— Возможно, Петро. Но окончательные выводы делать рано. Надо идти дальше.
Дальше нам попадаются еще два таких же «барака», и мы снова разгребаем завал из костей, и снова поднимаемся по лестнице. Замечаю, что теперь все уже делают эту работу спокойно и не содрогаются, когда кости трещат под ногами. Даже Сергей с Дмитрием. Это, как на войне. От первого трупа шарахаются; первый убитый тобой противник — переживание. А потом втягиваются и привыкают. Так и здесь. Если бы скелетов было десятка два, другое дело. А когда сталкиваешься с такой гекатомбой, это уже не воспринимается как отдельная трагедия.
Проходим еще несколько «бараков», поднимаемся еще на два яруса. Странно, но я не вижу ни производственных помещений, ни заведений типа газовых камер или крематориев. Раза два нам попадаются залы, заполненные варочными котлами и оснащенные мощной вентиляцией. Это были кухни. Во время привала Наташа высказывает мысль:
— Нет. На концлагерь это непохоже. Нет главных атрибутов. Если это был рабочий лагерь, где производство? Если это был лагерь смерти, где средства массового уничтожения?
— Тогда, что же это? — спрашивает Лена.
— У меня складывается впечатление, что это было какое-то грандиозное укрытие. Вроде бомбоубежища.
— Убежища, в которое можно спрятать население целого мегаполиса? — с сомнением спрашивает Лена.
— А почему бы и нет? — вступает в разговор Петр. — Как во времена «холодной войны» готовились к войне «горячей»? Не исключено, что здесь могли вбухать в строительство убежищ колоссальные средства.
Я смотрю на каменный монолитный потолок и прикидываю толщину перекрытий. Да, такое убежище вполне может выдержать прямое попадание мегатонного заряда.
— Но почему здесь все погибли? — задаю я вопрос. — Повышенная радиация отсутствует, химического и бактериологического заражения тоже нет.
— Это сейчас ничего нет, — возражает Лена. — А что было лет сто назад? Эти кости лежат здесь никак не меньше.
— Пойдем дальше, может быть, что и выясним.
Разгадка не заставляет себя ждать. В конце этого тоннеля мы поднимаемся на верхний ярус и упираемся в мощную задраенную дверь. Здесь штурвал отсутствует. Что-то говорит мне, что самое интересное мы увидим за этой дверью.
— Толя, попробуй лазером.
Луч довольно легко режет сталь. Внезапно дверь с лязгом проваливается в пол. Видимо, Анатолий задел лучом какой-то механизм и привел его в действие. Входим в открывшееся помещение.
Вдоль стен тянутся пульты, над ними сереют мертвые мониторы. Вдоль пультов стоят вращающиеся кресла, в которых сидят высохшие мумии. Рядом с каждым креслом валяется автомат. В центре зала — большой подковообразный стол, на котором стоят три монитора и еще какие-то приборы. В кресле также сидит мумия. Рядом валяется пистолет.
— Да, ребята оставались на боевом посту до конца, — констатирует Анатолий.
Мы невольно обнажаем головы, отдавая должное мужеству и профессиональному долгу этих солдат. Я внимательно всматриваюсь в приборы, вмонтированные в центральный пульт, Мне кажется, что они еще работают. Точно. Стрелки трех из них не на нулях. Подхожу ближе и вижу, что это дозиметры. Разбираюсь со шкалами и прихожу к выводу, что они показывают не такой уж высокий уровень радиоактивности. Только вот откуда они получают эту информацию? Оглядываюсь и замечаю над центральным пультом что-то вроде перископа. Понятно. Это пункт наблюдения за обстановкой вне убежища. Забираюсь на пульт и берусь за ручки перископа. Он неожиданно легко идет вниз. Я спрыгиваю и приникаю к окулярам.
Безжизненная, покрытая серым снегом пустыня. Свинцовое небо без единого просвета. Ни строений, ни развалин, ни малейших следов живых существ. Все ясно: здесь последняя стадия Ядерной Зимы.
Передаю перископ другим, чтобы они могли полюбоваться этим редкостным, незабываемым зрелищем последствий человеческого безумия. А Лена выдвигает один за другим ящики стола. Там ничего нет, кроме трухи. Но ее упорные поиски все-таки увенчиваются успехом. В одном из ящиков она находит пять журналов с пластиковыми страницами. Они пронумерованы и заполнены от руки. Судя по всему, это вахтенные журналы, заполняемые дежурным. Язык напоминает французский. Можно разобрать. Читаю вслух, сразу переводя на русский.