У этого эпизода есть заключение. Видите ли, у меня нет большого природного таланта притворяться заинтересованным. Да и аудитория была небольшая, всего несколько человек (поэтому уходить было неудобно). Увы, отношение к моей душе было слишком очевидно для лектора, который в то время был заведующим кафедрой. Позже я узнал, что он заблокировал мое поступление в аспирантуру кафедры.
Маленькие люди, большой мир
Теперь предположим, что вы - Наполеон. Тогда верно, что ваша жизнь весьма своеобразна среди нас, землян. Но все еще не ясно, что ваша жизнь вносит в мир сколько-нибудь значительный интересный вклад.
Потому что есть вероятность, что вас уже обошли - кто-то другой уже сделал все то, что предстоит сделать вам в жизни. И я имею в виду это не просто в том смысле, что до вас были генералы и императоры. Нет, гораздо более жестко: кажется вполне вероятным, что кто-то уже делал точно такие же вещи, что нет ни малейшей примеси космической новизны или уникальности в том, что вы делаете или переживаете.
Это, по крайней мере, является следствием, если мы примем за чистую монету наиболее предпочтительные на сегодняшний день космологические модели. Они предполагают, что мы живем в том, что я назвал Большим миром: мир достаточно велик и локально стохастичен, чтобы в нем со статистической достоверностью содержались все возможные человеческие переживания.
Например, если существует бесконечно много планет, и каждая из них имеет некоторую независимую малую, но нижнюю границу вероятности породить любую последовательность локальных переходов состояний (например, точно определенную версию человеческой истории), то для любой такой локальной последовательности переходов, с вероятностью 1, она возникает множество раз во всей Вселенной. Бесконечно много раз, на самом деле.
Существование бесконечно большого количества планет вероятно, если Вселенная бесконечна в пространственном отношении, как это представляется. Не путайте Вселенную с наблюдаемой Вселенной. Когда вы слышите утверждение вроде "существует 1082 атомов во Вселенной", это, скорее всего, искаженная версия истинного утверждения о количестве атомов в наблюдаемой Вселенной - но наблюдаемая часть Вселенной (с нашей точки зрения) является бесконечно малой частью всего сущего, если предположить, что мы находимся в открытой и односвязной Вселенной Большого взрыва, как показывают астрономические данные.
Есть также некоторые основания полагать, что существуют и другие вселенные, помимо этой. Возможность существования мультивселенной, конечно, еще больше повышает вероятность того, что гипотеза Большого мира верна.
В большом мире снежинки не уникальны. Где-то там, далеко-далеко, за пределами даже самых отдаленных галактик, которые мы можем увидеть, есть точно такая же снежинка, вплоть до ее точного атомного состава. Еще дальше есть точно такой же "Наполеон". А еще дальше - точно такой же "Наполеон", совершающий точно такой же "русский поход" и заканчивающий его на точно такой же вилле на точно таком же "острове Эльба", и так далее. (Кампания будет проходить не в России, а вилла - не на Эльбе; но они будут находиться в местах, атомарно идентичных этим местам на Земле).
Поэтому можно сказать, что под солнцем нет ничего нового, хотя правильнее было бы сказать, что под солнцем есть вещи, которые являются новыми, но все они уже давно известны во многих других солнечных системах.
Я зацикливаюсь на этом не потому, что мы точно знаем, что живем в Большом мире, а потому, что (а) это вполне вероятно и (б) последствия столь поразительны. (Но также возможно, что наш основной способ концептуализации возможностей, очевидно связанных с физическими бесконечностями, в чем-то глубоко ошибочен).
Поэтому, когда мы рассматриваем вещи в самом большом масштабе, мы обнаруживаем, что, хотя общее количество интересного, содержащегося в них, велико, наша способность внести в него свой вклад представляется крайне незначительной. И это справедливо независимо от того, оцениваем ли мы свой вклад в относительном или абсолютном выражении - то есть думаем ли мы о том, какой процент от общего количества интересного мы можем взять на себя, или о том, насколько мир стал интереснее благодаря нашему существованию. В любом случае наша роль ничтожна. И если мир не только действительно велик, но и канонически бесконечен в том смысле, который подразумевают гипотезы Большого мира, то мы, по-видимому, (если рассматривать себя как конкретных индивидов) ответственны за буквально нулевую или бесконечно малую долю общей интересности.
В каком-то смысле, можно сказать, это обнадеживает. Ведь если дела обстоят именно так, то, по крайней мере, мы ничего не теряем, когда речь заходит о нашей способности вносить интерес в утопию. В противном случае это могло бы вызывать беспокойство: выигрыш в других измерениях благосостояния, которого мы можем достичь в постинструментальной утопии, будет достигнут ценой сокращения нашего вклада в интересность. Но если мы ничего не вносим сейчас, то не станем вносить меньше и потом.