Когда мы вернулись домой, я снова подняла эту тему. Рей был непреклонен: мы не должны делиться. У нас ограниченные запасы, и нам понадобятся все излишки, чтобы максимально увеличить наши шансы на успех.
Мы легли спать, но я никак не мог заснуть. Я все время думал о лани. Она, наверное, все еще стояла там, голодная, и ей, наверное, было больно, если она пыталась ступать на ногу. После примерно двух часов таких размышлений я встал, взял яблоко из кладовки и вылез из норы. Лань все еще была на том же месте. Когда я подошел, она выглядела застенчивой. Я положил яблоко перед ней и, как только повернулся, услышал хрустящий звук еды. Радостный звук! По позвоночнику пробежала вспышка удовольствия. Я поспешил домой.
Теперь, написав это и сделав признание, мне стало немного легче на душе, и я думаю, что смогу немного поспать. Завтра мне придется рассказать Рею. Я знаю, что это будет нехорошо, но у каждого дня достаточно своих горестей, так что сейчас я не буду об этом беспокоиться.
Спокойной ночи. Ваш племянник в долгу,
F
Послание XXIX
Дорогой дядя Пастернак,
Я рассказал об этом Рею, и он был весьма возмущен. Он объяснил мне, явно испытывая его терпение, что случайные акты благотворительности ничего не решат и что наш проект, каким бы маловероятным он ни был, - единственная надежда, которая существует для всего этого леса. Вся ответственность лежала на нас. Поэтому не добродетель, а слабость - растрачивать свое преимущество на нестратегическую щедрость. Я сказал, что буду поститься целый день, чтобы искупить вину. Он сказал, что не надо усугублять одну глупость другой: мол, я и так худой, и мне нужны калории, чтобы вносить эффективный вклад.
Да, конечно, я все это уже понимал. Но сейчас меня распирала гордость. Я утверждал, что, помимо законов природы, существуют законы морали, и им обоим нужно подчиняться; они одинаково необходимы. Раньше я не задумывался об этом, но теперь из моего рта вырвались слова о том, что я буду продолжать кормить лань, пока она не поправится. Между нами завязалась ожесточенная словесная перепалка. Каждый из нас уходит в раздражении.
Я чувствую себя праведником, но в то же время беспокоюсь о том, что это может означать для проекта. Я не планировал удваивать усилия по спасению лани таким образом.
Через каких-то десять минут он подходит ко мне. Я пытаюсь прочитать выражение его лица, но не могу, хотя чувствую, что он настроен решительно. Он заявляет, что "разберется с этим", и, развернувшись, уходит в сторону ручья.
Что он собирается делать? Сделает ли он что-нибудь с ланью? Я решаю не идти за ним.
Через некоторое время он возвращается. Сначала он ничего не говорит, и я не спрашиваю, но мое лицо, должно быть, выражает вопрос. Наконец он говорит: "Хорошо, мы покормим лань. Она пообещала, что после выздоровления проведет остаток своей жизни, помогая нам в нашем проекте".
Позже я узнаю, что он поставил ее перед жестким выбором: умереть от голода у ручья или согласиться на его условия.
Формально он сказал ей ложь или, по крайней мере, неправду, поскольку в пылу нашего спора я дал ему понять, что буду продолжать кормить лань, несмотря ни на что.
Но я должен сказать, что испытываю облегчение от того, что мы вышли из тупика. Как близки мы были к бесславному концу! И виной всему были бы моя глупость и упрямство. Я содрогаюсь при этой мысли. Я благодарен за то, что не стал виновником нашего краха, и благодарю свою счастливую звезду. Я вновь восхищаюсь мастерством Рея. Я спокойно решаю позволить ему взять на себя роль лидера в этом проекте. У меня очень мало практического смысла, но я могу мобилизовать достаточно сознания, чтобы понять, что, по крайней мере, когда речь идет о делах мира, он - высший талант.
Ваш племянник в неоплатном долгу,
Федор
Послание XXX
Дорогой дядя Пастернак,
Не успел я решиться стать последователем Рей, как мне пришлось усомниться в мудрости своего решения.
Приближается брачный сезон, и Рей сообщил мне о своем намерении "подцепить мне хорошую лисицу" в этом году. Я не представляю, как можно было бы выбрать более подходящее время: горе от убийства Пигнолиуса все еще висит над нами, а задачи нашего великого предприятия требуют нашего времени и внимания.
Он также дал понять, что в этом сезоне сам намерен выложиться на полную катушку и использовать все свое обаяние, чтобы сделать "все, что необходимо, уместно или возможно" в отношении женского пола.
Не стоит ли нам хотя бы отложить мысли о деторождении до следующего года, когда, возможно, наш проект продвинется дальше и не будет нуждаться в постоянном подталкивании? Мы еще поговорим об этом.