Сначала рассмотрим ту часть (FT3), где говорится о "позитивной ориентации рациональности на фундаментальные условия человеческого существования". Здесь мы можем заметить, что утописты могут обладать повышенными способностями к рациональности. Фактически, они могут обладать множеством сверхчеловечески превосходных когнитивных и эмоциональных способностей. Это, казалось бы, поднимает потолок того, насколько осмысленной может быть утопическая жизнь в принципе. Утописты могут ориентироваться и вникать в суть вещей более глубоко и основательно, чем это способны делать мы. Мы тупы и поверхностны, едва ли сознательны. Они же живы и бодрствуют; они могут чувствовать более интенсивно и тонко, мыслить более ясно и глубоко. Все это хорошо.
Но как насчет "фундаментальных условий человеческого существования", на которые, согласно теории Метца, эти способности должны быть позитивно ориентированы, чтобы обрести жизнь со смыслом? Какие возможности будут у утопистов для приобщения к хорошему, истинному и прекрасному?
Здесь ответ несколько менее очевиден. Если мы начнем с "добра", то те из вас, кто присутствовал на вчерашней лекции, вспомнят, что у нас была некоторая дискуссия о цели, которая имеет отношение к этому моменту. Сегодня я не могу повторить все это. Но мы можем отметить, что вклад, подобный вкладу Нельсона Манделы, больше не будет возможен в утопии, где, по предположению, больше не существует таких серьезных несправедливостей, как та, которую он помог преодолеть. В утопии будут и другие способы творить добро, хотя многие из них будут недоступны для нас - только для высокооптимизированных искусственных разумов, специально созданных для выполнения определенных функций. Возможно, у нас все же будут некоторые возможности внести свой вклад, в частности, выполняя некоторые из задач, связанных с агентами, о которых я говорил вчера. Поступая таким образом, мы могли бы позитивно ориентироваться на добро, хотя, предположительно, и не внося практического вклада, который поднялся бы до уровня значимости борьбы Манделы.
Есть и другой способ ориентации на добро, который широко открыт для утопистов. Кроме того, что мы причиняем добро, возможно, мы могли бы удовлетворить требование позитивной ориентации, будучи добрыми? То есть либо быть благожелательно настроенным, либо активно созерцать, воспринимать, восхищаться или любить добро? Нет никаких причин, по которым утописты не могли бы позитивно ориентироваться на добро такими способами.
Более того, они могли бы делать это в большей степени, чем мы сейчас. Они могли бы гораздо лучше подготовиться к любви и пониманию. Они также могли бы извлечь пользу из того, что в себе и вокруг себя имеют больше легко ощутимых и осязаемых проявлений добра, на которые можно положительно ориентироваться, чем это дано нам, сравнительным убогим. Мир, в котором мы живем, во многих отношениях довольно некрасив (или, по крайней мере, кажется таковым), обезображен многочисленными моральными уродствами и другими гротескными характеристиками. Возможно, нам было бы легче воспринимать, восхищаться и любить добро, если бы мы могли видеть вокруг себя больше прекрасных примеров и образцов добра.
К сожалению, Метц не считает, что такого рода некаузально-эффективного "установочного ориентирования-направленности" добра достаточно. Он пишет:
"Подумайте об осмысленности помощи. Для настоящего смысла недостаточно, скажем, просто хотеть, чтобы другим помогали, или радоваться, видя, что им помогают; нужно, конечно, еще и помогать".
Таким образом, по мнению Метца, если мы хотим обрести смысл жизни, ориентируясь на добро, нам нужно участвовать в создании добра, решая какую-то проблему. В условиях, когда проблем нет или когда мы не в состоянии помочь их решить, нам придется найти какой-то другой источник, из которого можно наполнить смыслом наши банки.
Однако на этот счет можно придерживаться и другой точки зрения и считать, что человек может обрести смысл, ориентируясь на добро, не будучи при этом каузально его порожденным. Вспомним идею блаженного видения, о которой мы также говорили вчера, - непосредственного познания божественной природы, которым наслаждаются ангельские духи и души блаженных на небесах, созерцая Бога "лицом к лицу". Этот способ непосредственного познания Бога, как утверждается, является в то же время совершенным актом любви к Богу как к высшей и бесконечной благости. Предположительно, часть того, что делает блаженное видение таким желанным, заключается в том, что оно предполагает ориентацию на добро. Столь же совершенное видение какого-то другого могущественного существа, которое не является добрым, было бы не столь желанным. Поэтому если мы считаем, что души, наслаждающиеся блаженным видением, имеют осмысленную жизнь, то это, по-видимому, происходит потому, что они позитивно ориентированы на благо (в виде совершенного существа) через свою любовь, а не потому, что они причинно обеспечивают независимые благие результаты через инструментально полезную деятельность.