Кельвин: Я не смогу прийти. У меня похороны.
Тессиус: О, простите.
Это не тот, кого я знал. Это друг моего отца, но он хочет, чтобы я поехал с ним.
Тессий: Понятно. Ну, тогда в среду?
Фирафикс: Да, я уверена, что мы будем ходить на все лекции.
Кельвин: Ладно, поехали.
Фирафикс: Пока.
А теперь: горячие источники!
Федор Лис
Это было здорово.
Фирафикс: Я чувствую себя отдохнувшей и расслабленной.
И чисто. Хочешь заценить эту штуку с Федором Лисом?
Фирафикс: Да. Может, поднимемся на тот небольшой холм? Это будет хорошее место для чтения, и кажется, что там есть хорошая сочная трава.
Послание XII
Дорогой дядя Пастернаут,
Прошу простить, что с момента моего последнего письма прошло больше времени, чем обычно. Меня тяготит чувство вины и раскаяния за то, что я пренебрег нашей перепиской, тем более что, вернувшись домой, я обнаружил, что меня ждут несколько ваших писем, в которых выражается все возрастающая степень беспокойства и озабоченности моим благополучием. Я так недостойна такой заботы! Я очень сожалею, что причинил вам беспокойство, - это очень плохой и постыдный способ отплатить за ту доброту, которую вы мне оказали. Я могу только надеяться, что ваше щедрое сердце и впредь будет жалеть меня, и вы снова не будете обращать внимания на мои недостатки, как делали это всегда. Вы должны знать, что все обязательства, которые вы когда-то могли испытывать по отношению ко мне в память о моем отце, уже давно сняты, а все долги, которые вы когда-то могли иметь, выплачены с ростовщическими процентами.
Я попытаюсь ввести вас в курс дела. Вы помните, в каком мрачном настроении и смятенных мыслях я пребывал, как застопорилась моя учеба, как я забросил попытки освоить композицию, как я совершенно бесполезно философствовал. Со времени последнего письма со мной произошли странные вещи. Я отправился в путешествие - как в географическом смысле, так и в духовном.
Я не стану перечислять все ее повороты и изгибы - это в любом случае было бы недостойно вашего внимания. Я лишь попытаюсь набросать его общие очертания, несколько вех - некоторые детали которых настолько прочно запечатлелись в моей памяти, что мне кажется, будто я вижу их прямо перед собой, стоит мне поднять глаза от этого листа бумаги...
Это началось через несколько дней после встречи выпускников. Задумчивые размышления не давали мне покоя. Я ходил по комнате, садился и снова вставал. Я пытался сочинять, но мои мысли встречались в другом месте и отказывались приходить на вечеринку: лист оставался пустым. Вопросы, которые меня волновали, продолжали витать в воздухе, но я не мог добиться ни малейшего прогресса. Я задавался вопросом, почему меня создали с душой, способной удивляться, но не способной узнать; почему я вижу так много неправильного и при этом не могу ничего с этим поделать; почему я лис, а не червяк или утка; почему я жив сейчас, а не в какое-то другое время; и почему вообще существует хоть что-то, а не так, что ничего никогда не существовало, ни леса, ни Земли, ни Вселенной, что, как мне казалось, было бы гораздо более естественным состоянием, не говоря уже о том, что избавило бы всех от множества проблем. Я был озабочен такими немыслимыми вещами. И я не мог отбросить это, не мог успокоиться.
Однажды утром, после ночи, в течение которой мне едва удалось поспать, я принял решение: раз уж я не могу разобраться во всем сам, мне придется обратиться за помощью к кому-то другому - это был единственный вариант действий, который имел хоть малейший шанс на успех. Шансы были невелики, подумал я, ибо где я найду человека, с которым можно было бы поговорить об этих вещах, не говоря уже о том, кто все понял и смог бы объяснить это человеку с таким ограниченным интеллектом, как у меня? Перспективы казались не очень хорошими, но оставаться дома, похоже, было совсем не вариант.
Поэтому на следующий день я отправился в путь. Я решил разыскать старую ворону, которая живет у дуба на южном болоте, и спросить, не знает ли она кого-нибудь, с кем я мог бы поговорить. Я легко нашел ее, но она сказала, что не знает ни одного мудреца или мученицы. Однако она посоветовала мне пойти и поговорить с бобром Эгоном. Она рассказала мне, что он знаком со многими водоплавающими птицами, которые прилетают и улетают с его озера, и сплетничает с ними. В результате он обзавелся сетью знакомых, которая охватывает весь лес и не только. Говорят, что у него даже много друзей, которые живут в чужих краях, далеко-далеко.
Я отправился к Эгону, и действительно, старый ворон оказался прав! Эгон сказал, что знает одного человека - вернее, слышал о нем - который, как считается, обладал самым высоким интеллектом, пожалуй, во всем мире. Его звали Свинья Пигнолиус, и его мудрость была широко известна. Услышав это, я так обрадовался, что едва смог заставить себя спросить, где он живет. А вдруг он живет слишком далеко, даже в другой стране? Сердце заколотилось от страха: представить себе, что существует это существо, которое, возможно, поможет мне в моих поисках и объяснит, что к чему, и в то же время знать, что я никогда не смогу до него добраться! Это была почти невыносимая мысль. Должно быть, у меня на много секунд открылся рот, прежде чем я сумел прошептать единственное слово: "Где?".