Тессиус [возвращается, шепчет]: На улице повесили новую вывеску. Хотите угадать, какое новое название?
Кельвин: ?
Тессиус: Exxon Auditorium.
Фирафикс: Что?
Тессиус: Мы посещаем лекцию в аудитории "Эксон".
Бостром: Давайте назовем подобные видения, сосредоточенные на том, как люди (и животные, и природа) могли бы взаимодействовать таким образом, чтобы обеспечить якобы более гармоничный образ жизни, "утопиями управления и культуры". Они создают образы того, как общество могло бы "управляться лучше", если понимать это в самом широком смысле, как охватывающее не только законы и государственную политику, но и обычаи, нормы, привычные манеры поведения, интернализованные способы восприятия других, профессиональные и гендерные роли и так далее.
К сожалению, когда у людей появлялась возможность воплотить утопические идеи управления и культуры в жизнь, начинания часто не оправдывали ожиданий, а типичные результаты варьировались от разочаровывающих до ужасающих.
Но, может быть, в следующий раз? Между солнечным светом надежды и дождем разочарования растет этот странный урожай, который мы называем человечеством (вместе с фантастическими радугами оправданий и самооправданий).
Поскольку вред, наносимый утопическими мечтателями, коррелирует со степенью насилия, которое они могут и хотят применить в попытке реализовать свои мечты, возможно, будет лучше, если будущие эксперименты такого рода будут проводиться более постепенно и добровольно, и если они начнутся с небольших демонстрационных проектов, которые постепенно вдохновят других на подражание, когда будет достигнут рекорд счастья и успеха. (Так говорит дух дряхлеющей старости?)
Хотя большая часть утопической литературы на сегодняшний день относится к типу "управление и культура", это не является темой нашего цикла лекций. Вместо этого мы исследуем некоторые вопросы, возникающие в утопиях, которые я буду называть утопиями пост-ущерба. Они основаны на предположении, что состояние экономического изобилия будет каким-то образом достигнуто. Эта идея, конечно, не нова: Страна Кокейн, по сути, является утопией после дефицита. И обычно разработчики утопий управления и культуры предполагают, что общество, организованное в соответствии с их предписаниями, также достигнет определенной степени экономического изобилия.
Не стоит слишком строго подходить к этим определениям. Я имею в виду, что гармонично ли наше управление и наша культура, справедлива ли она и способствует ли процветанию - это вопрос степени, как и рогокопийный характер нашего общества. В понятии экономического изобилия также присутствует двусмысленность: какие именно виды товаров и возможностей являются "экономическими"? Есть много вещей, которые нельзя купить даже за бесконечные деньги - например, потому что их еще не изобрели. Но для наших целей будет достаточно сказать, что утопия после дефицита - это такая утопия, в которой легко удовлетворить основные материальные потребности каждого человека в традиционном понимании - еда, жилье, транспорт и т. д. Сюда же можно добавить школы, больницы и другие подобные услуги.
И тогда мы сможем заметить, что в развитых странах мы уже проделали большой путь к реализации этого типа изобилия - скажем, более чем на полпути к утопии после дефицита. В этой оценке, очевидно, не учтены наши братья и сестры-животные, для подавляющего большинства которых ситуация все еще остается самой тяжелой и срочно нуждается в улучшении.
В этих лекциях мы выходим за рамки постнехватки и говорим о том, что можно назвать утопией после работы. Это видение общества, которое достигло полной автоматизации и тем самым устранило необходимость в человеческом труде. И снова мы позволим себе несколько расплывчатое определение - мы можем считать общество с преобладанием досуга утопией (или антиутопией) после труда, даже если какое-то скромное количество экономической работы все еще должно выполняться вручную.
Скажем ли мы, что богатые страны находятся примерно между третью и половиной пути к обществу досуга? У нас длинное детство и пенсия, а также выходные и праздники. Если и когда мы придем к 15-часовой рабочей неделе Кейнса, то, возможно, мы будем на восемьдесят процентов на этом пути.