– Рад вас видеть. Вы, наверное, очень занятой человек.
– Госслужба, сами понимаете. Работы много, людей не хватает. По-другому никак.
Рукопожатие. Некрепкое, сухое, лаконичное.
– Что будете пить?
– А что у вас там?
– «Лафройг», пятьдесят лет выдержки.
Хозяин поднял бокал. В затемненной комнате с высоким потолком казалось, что золотой напиток вобрал в себя весь свет от белых свечей в настенных канделябрах. Здесь был и камин, в котором два человека могли уместиться в полный рост. Что находилось в отдаленных углах помещения, гость рассмотреть не мог.
Сотня долларов за порцию как с куста, подумал он.
– Пожалуй, и я не откажусь.
У буфета средневековых пропорций мистер Адельгейд налил из хрустального графина виски и произнес по-немецки:
– Mögest du alle Tage deines Lebens leben!
Они чокнулись, выпили, и хозяин продолжил:
– Очень старый тост. Одиннадцатый или двенадцатый век. Говорят, идет из Тевтонского ордена. Или братства Святого Кристофа. «Проживай каждый день своей жизни».
– Хороший совет. Впрочем, легче сказать, чем исполнить.
– Если есть средства, исполнить легко.
Гость поднял бокал, слегка крутанул его, вдохнул аромат напитка, напомнивший запах пораженного молнией дуба.
– Замечательный, правда?
– Нет слов.
– Бывают на свете такие вещи…
– Дом тоже к ним относится.
Бесчисленные темные комнаты и коридоры, похожие на залы и галереи огромной пещеры, давящее темное пространство, предчувствие опасности.
– Дом ваш?
– Указано ли мое имя в документах? Нет. Дом принадлежит семье одной моей знакомой.
– Он, похоже, очень старый.
– Построен в тысяча восемьсот пятьдесят четвертом году. Юрайей Сэдлером. Судовладельцем.
– Какими судами он владел?
Мистер Адельгейд улыбнулся:
– Быстроходными. С большими трюмами и крепким экипажем. Он торговал рабами.
Вспомнился давешний чернокожий водитель.
– Ваш экипаж тоже впечатляет.
– Вы об Аду? Да. Он из Уганды. Можно сказать, цивилизованный.
Перед глазами возникли отрубленные конечности, младенцы с размозженными головами, и гость сменил тему:
– Дом огромен.
– Он гораздо больше, чем вам кажется. Капитан Сэдлер отличался необычными пристрастиями, даже для работорговца. Подвал просто необъятен: помещения с гранитными стенами и сливными отверстиями в полу. Чтобы глушить крики и смывать кровь, так мне рассказывали.
– Страшные времена. – Лучшего ответа не пришло в голову.
Мистер Адельгейд отхлебнул виски.
– Надеюсь, вы отужинаете со мной?
– Я на это рассчитывал.
– Вот и славно. Прошу вас, присаживайтесь.
Они сели за стол, накрытый на четыре персоны. На белой льняной скатерти сверкали хрусталь и серебро. Гость не привык к светским беседам, однако благодаря незаурядной натуре мистера Адельгейда вскоре стал ощущать себя героем зарубежного фильма, где за великолепно сервированным столом люди ведут бесконечные разговоры, интересные и ироничные. Говорили об отвратительной погоде в Вашингтоне, о том, как много работает гость, о регионе АфПак…[3] Одна тема плавно перетекала в другую. Рассказанная мистером Адельгейдом история об охоте на дикого кабана в России прозвучала остроумной выдумкой.
Между тем официант забрал у него пустой бокал, заменив наполненным.
– Начнем с устриц из Стрэнгфорд-Лоу? – произнес с улыбкой мистер Адельгейд, но тут же смутился: – Прошу меня простить… Вы их не любите?
От воспоминания о нескольких устрицах, съеденных за всю жизнь, стало тошно.
– Терпеть не могу.
Официант поставил серебряные тарелки со скользкими розовыми штуковинами в переливающейся скорлупе на подушку из колотого льда. Мистер Адельгейд кончиками пальцев поднес одну из них к губам, втянул в рот целиком и со смаком разжевал. Собравшись с духом, гость сделал то же самое. На вкус – очень сухое шампанское и чуточка соли. Приятно удивленный, он улыбнулся.
– Потрясающе, да? Ел бы их каждый день. – Мистер Адельгейд взял вторую. – Еще сегодня утром они находились в Ирландском море.
Есть же на свете люди, в чьем распоряжении роскошные дома в поместьях, по площади не уступающих графствам, огромные яхты, прелестные женщины, королевские напитки и еда. Изо дня в день неописуемые удовольствия, о которых иным приходится только мечтать.
Он не знал, как такого можно достичь. Теперь у него появился шанс выяснить.
Покончив с устрицами, мистер Адельгейд отодвинул тарелку и промокнул салфеткой губы.