Я всегда завидую художникам слова, деятелям искусства. Они умеют подметить в человеке самое характерное, присущее только ему и никому более. И, глядишь, из этих ярких черт лепится интереснейший образ нашего современника, целеустремленного и разностороннего.
И вот сейчас, собираясь поведать о лучших людях колхоза имени XXII партсъезда, я невольно пожалел, что не обладаю даром художественного рассказа. Надеюсь, что читатель поймет меня правильно. Ведь о тех, кто создает народное богатство, кто преданно служит земле, добывает своим трудом прекрасные плоды, столь необходимые человеку, нельзя говорить односложно, тускло и обыденно. И хотя о нашем колхозе, о его людях написано немало, очень хочется, чтобы писатели и художники почаще бывали у нас. Думаю, что кое-что интересное для своего творчества они и сейчас найдут в нашей сельхозартели.
Не собираясь в чем-то соперничать с писателями, я попытаюсь по-своему, как могу, рассказать о тех, с судьбами которых переплетена моя жизнь, с кем приходится бок о бок работать. Все, что сделано ими, — на виду. Не чужды мне и их мечты, которыми они почти всегда делятся со мною.
Первое слово о ветеранах нашего колхоза, о тех, кто закладывал его фундамент в тяжелом, голодном 1922 году. Некоторых из них я упоминал раньше.
Каждое утро по поселку проходит Семен Иосифович Гришкевич. Ему уже семьдесят семь. Старик кряжистый, подтянутый, всегда аккуратно выбрит. Потому на вид ему никто не дает больше шестидесяти лет.
Путь его точен: от дома до артезианской скважины. Тут он работает машинистом. По дороге повстречает кого-нибудь из своих сверстников и, конечно, рекой плывут воспоминания:
— А помнишь, Семен, — говорит ему Хуго Теодорович Энгольм, — как на первом грузовичке, маленьком «фордике» ты гонял бандитов по Сальской степи…
— Да, время было тревожное, врагов всяких много рыскало вокруг. А машиненка, хоть и чахлая была, но догоняли — подхватывает Семен Иосифович. — Вот сейчас другое дело.
Знаешь, чешутся руки, так и просятся на МАЗ засесть… Теперь техника — махина. Да и тракторы пошли — за целый табун лошадей один работает.
Поговорят, по-стариковски все обсудят. Само собой разумеется, и о промахах наших не забудут. Иной раз зайдут в правление и без всяких обиняков выложат свои соображения, кое-кого расчехвостят… К голосу ветеранов мы прислушиваемся и тотчас же реагируем…
Семен Иосифович еще в 1913 году попал в Америку. Родился в белорусском селе Бандары. Жили там впроголодь, с котомкой за плечами исколесил он много городов и деревень. Еле-еле зарабатывал на кусок хлеба. И тогда парень подался в далекие Штаты. Долго странствовал из одного места в другое, а работы все не находилось и не находилось. Кто-то посоветовал поднести мастеру железопрокатного цеха одного из заводов Стумбинвилля побольше виски. Вот так и заполучил более или менее постоянную работу…
Теперь это все, как в тумане. Сорок шесть лет трудится Семен Иосифович в нашем колхозе. Был шофером, трактористом, теперь машинист водокачки. Пенсию давно получает, но не хочет уходить на покой. Говорит, что без моторов и дня не проживет. Сыновья всеми статьями в отца пошли. Вадим — шофер в нашей артели, Борис — слесарь на часовом заводе в Москве, а дочь Валентина — доярка. Уже и внуков шестеро, и даже двое правнуков есть… Всегда рядом с ним его друг и жена Екатерина Андреевна, коммунарка с 1923 года.
Идет Семен Иосифович Гришкевич по поселку, идет ровной молодцеватой походкой. Глядишь, засветится его лицо доброй улыбкой. Значит, одобряет затеянную стройку. И уже совсем повеселеет, когда доберется до колхозной кузни. Тут работает Георгий Нестерович Молодцов. Большие портреты их в нашем клубе рядышком. Сюда пришел и Трофим Иванович Малич. Как бы между прочим Молодцов спрашивает:
— А помнишь, Трофим Иванович, как ты был ходоком к Михаилу Ивановичу Калинину?
— Еще бы! Такое век не забудется! Не один я был у него на приеме. Много крестьян в Кремль съехалось. Всех принял, со всеми поговорил душевно, просто, по-нашему. Ну, и чайком, конечно, угостил.
И еще припомнят, как в начале тридцатых годов пришел из Красной Армии боец. Это, значит, Жора Молодцов. Плечи — широченные, руки, как у борца, силища в них неуемная. Приняли в коммуну без разговора и тут же порешили: работать ему кузнецом! Да так вот и трудится в этой должности тридцать семь лет. Сколько доброго сделал он колхозу, людям! И каждая поковка не хуже заводской! Заметьте, он и впрямь мало похож на крестьянина, каким некоторые привыкли представлять его.