— Юрьев монастырь видели? — интересовался Рябинин.
— Видел.
— Георгиевский собор в нём помните?
— Помню.
Правда, Рябинину больше понравились деревянные церквушки, что были свезены к стенам Юрьева монастыря: маленькие, резные, изящные, стояли они посреди сосен и трав, как прянички. И запах дерева в них был такой щемяще-смолистый, что почему-то наплывало детство, слегка затуманивая глаза.
— А как вам Спас Преображения на Ильине улице?
— Понравился… Там фрески Феофана Грека!
Церковь стояла на такой тихой улице, что простые травы и цветы касались своими стеблями её многовековой каменной кладки.
— А помните?…
— А в ресторане «Детинец» были? — перебил Герман Степанович.
— Был.
Перед рестораном продавали прославленную медовуху, которую стоило попробовать, коли приехал в Новгород. Рябинин выпил натощак стакан жёлтой сладковатой жидкости, и уже в душном ресторане услышал в голове невнятный гул.
— Уху по-монастырски брали? — спросил директор.
— Вроде брал.
— А мясо в квасе?
— Не помню.
— А мясо по-новгородски?
— Я ел что-то из горшочка.
— Ну, а борщ боярский, курица по-преображенски, блины «не всё коту масленица», сбитень?
— Вот сбитень пил, — обрадовался Рябинин.
Помнил, что пил душистый горячий напиток, ибо после него в голове пропал тот медовущный гул.
— Я даже фирменное меню на память прихватил, — улыбнулся Герман Степанович, намекая, что это всё-таки кражонка.
— Я ничего не прихватил, — суровым тоном согласился Рябинин, что это-таки кражонка, ибо помнил слёзные просьбы официанток не растаскивать меню.
— С вами интересно беседовать, — потускнел директор.
— С вами тоже, — наоборот, улыбнулся Рябинин. — Мы, видимо, ещё встретимся и тогда поговорим подробнее.
— О Новгороде? — серьёзно спросил Герман Степанович.
— Почему ж только о Новгороде?… О том, что вас интересует. О религии, о монастырях… Ну, и о Новгороде.
Когда Герман Степанович ушёл, Рябинин подумал… Вернее, он об этом думал раньше, ещё до его ухода: из универмага украли на тридцать с лишним тысяч, а директор беседует о мясе в квасе и блинах «не всё коту масленица»…
Так мелочь ли, когда мужчина носит пилки для ногтей и закрывается зонтиком от капель дождя?
Из дневника следователя.
Анализирую — уже дома, после ужина, — допрос директора, пытаясь извлечь полезную информацию для дела. И всё думаю: а понимаю ли в полной мере, что такое допрос? Я всегда исходил из логики, которую почитаю за атомы ума. Человек говорит правду или обманывает. Ну, и среднее состояние — полуправда, которая тоже логична. Но следователь, видимо, должен допускать существование нелогичных поступков и нелогичных ответов. По крайней мере, не связанных логикой напрямую.
Вот на допросе директор бурно искал сигареты, а, вытряхнув их, забыл закурить. Нелогично. Впрочем, мог смутиться из-за обронённых религиозных предметов. Тогда всё логично. А разве я сам всегда логичен?
Иду сегодня с работы пешочком. От бара, где обычно толчётся мужичка два-три-четыре, отделяется фигура, лишённая каких-либо индивидуальных признаков, кроме застарелого духа разливных вин, и спрашивает:
— Друг, закурить не найдётся?
— Не, я непьющий.
Петельников оторвал голову от подушки, силясь определить, что звонит — будильник или телефон. Звонил, слава богу, будильник; слава богу потому, что телефонный звонок в шесть утра мог означать только вызов на место происшествия. Но вставать нужно так и так.
Он вскочил рывком, чтобы спугнуть сон, и пошёл по квартире, тоже вспугивая его со всех углов. Понажимал на все выключатели, чтобы серенькое утро залить электричеством. Распахнул оба окна, в комнате и на кухне, сразу ощутив запах политого асфальта и печёного хлеба — едва заметный, потому что хлебозавод был в соседнем квартале. Включил приёмник, угадав к последним известиям. И взялся за гирю.
Работа на автобазах пока ничего не дала. Они продолжали её, уверенные, что товары вывезли на автомашине. На всякий случай отработали легковушки, мотоциклы с коляской и даже четырёх лошадей, ещё влачивших своё транспортное существование. Последняя версия рассмешила следователя Рябинина: он представил, как по ночному городу медленно цокает лошадь; сидит возница с кнутом, свесив ноги; а в телегу навалены телевизоры, рубашки, хрустальные вазы… Эти его усмешки почему-то действовали сильнее, чем замечание или даже грубое слово. Поэтому версию «телевизионные мастера» Петельников решил отработать потихоньку от следователя: будет результат — доложит, а не будет… Через два часа, ровно в восемь, специально для инспектора соберут всех телевизионных мастеров, пока они не разошлись по вызовам.