Он ничего не ронял. Но бумажку можно и возвратить, предварительно посмотрев. Инспектор развернул её, схватив одним взглядом написанные там слова: «Подождите меня на перекрёстке у булочной». Нет, записка ему. А если бы он её не взял?
Инспектор попрощался с директором и вышел искать булочную. Привязка оказалась точной — вблизи был только один перекрёсток и была только одна булочная, которая открывалась в девять. Через двадцать минут. Петельников начал топтаться возле трёх старушек, делая вид, что ему тоже нужны хлебобулочные изделия…
Прошло десять минут, увеличив количество старушек до пяти. Ещё через десять все старушки пропали за дверью булочной и почти тут же начали выходить по одной со своими авоськами-сумками-мешочками.
Он постоял до четверти десятого, до той мысли, от которой сделалось горячо шее и лицу; сначала сделалось горячо, а потом пришла и мысль, словно она бежала откуда-то из земли, — разыграли! Ребята молодые, весёлые, впервые увидели инспектора, да он ещё назвал себя сыщиком… Сейчас наблюдают за ним и смеются…
— Заждались?
Петельников резко обернулся:
— Ничего, у меня работа такая — ждать да догонять.
Перед ним стояла высокая черноволосая девушка, причёска «сессун», большие тёмные глаза, современносиние веки и неопределённая улыбка на круглом приятном лице. Её появление инспектор никак не мог связать с запиской, но она сказала «заждались». Он бросил взгляд ниже и увидел чемоданчик, с какими ходят телевизионные мастера.
— Вы тоже мастер?
— Да, единственная женщина в городе, обо мне даже газета писала.
Девушка улыбнулась и вроде бы чего-то ждала, словно не она пригласила запиской, а он её. Может быть, это пришёл идеал, вызванный его беляшными мыслями? Пришёл лично, не позвонив по ноль-два.
— Вы мне писали, не отпирайтесь.
— Вы ко мне писали, не отпирайтесь, — поправила она.
— О, вы мимолётное видение, и я боюсь вас упустить.
Она засмеялась, бренча в чемоданчике чем-то металлическим.
— Вчера телевизор устанавливала в соседнем доме…
И опять умолкла, выжидая ответной реакции.
— Как вас зовут?
— Инга.
— А меня — инспектор. Вот и познакомились. Итак, Инга, вчера вы устанавливали телевизор. Дальше.
— Мне показалось кое-что подозрительным.
— Что мы тут стоит, как новобрачные у загса? Вот же кофейня…
Через пять минут они сидели за столиком и пили кофе. Он — чёрный, без молока, несладкий, без всего. Она — с молоком, сладкий, с пирожным.
— Что же вам показалось подозрительным?
— Нет документов. А ведь каждый заинтересован в гарантийном сроке.
Ей требовалась следующая доза поощрения. Впрочем, теперь виновником паузы могло быть пирожное.
— Вы отличная телевизионная мастерица. Ещё что?
— У него уже есть один телевизор.
— Ну, при растущих материальных и культурных потребностях…
— Но тогда второй приобретают лучше первого! А тут наоборот. Эту модель, кажется, уже сняли…
— Инга, у вас завидная логика и красивые глаза. Ещё что?
— Вроде бы всё.
Петельников понимал, что его обуяла жадность: получив такую информацию, он спрашивает «ещё что?».
— Телик-то установили?
— Нет.
— Ага, вышла из строя лампа «два пи эр»?
— Телевизор очень мокрый, — отсмеялась Инга.
— Мокрый?
— Я заставила сначала просушить. Вот адрес этого мужчины.
Она протянула бумажку. Инспектор взял осторожно и не очень уверенно — он не привык к такому бесшабашному везению, которое студенты нарекли «прухой»: само, мол, прёт.
— А он не самодельный?
— Вы же сказали, что я отличная телевизионная мастерица…
Инспектор искал ниточку — ему протянули верёвку. На другом конце её должен быть преступник. Оставалось только взяться и идти, а ходить по верёвочке, именуемой следом, инспектор умел.
— Инга, от имени личного состава УВД объявляю вам благодарность.
Она продолжала тихо улыбаться, получая от этого разговора неожиданную радость. Работник уголовного розыска (боже!), который ловит бандитов (а ведь кто связан с бандитами, — и сам должен «обандититься»), был вежлив, остроумен и даже галантен.