— Чего так же не отделаешь комнату? — спросил Рябинин.
— Это и пришёл узнать? — нелюбезно поинтересовался инспектор.
— Я пришёл кое-что сообщить, — спокойно ответил Рябинин. — Но по обычаям всех народов…
— Чай или кофе? Ах да, чай…
Петельников весело завозился у плиты. Зачем пришёл следователь, уже не имело значения. Он пришёл — значит, извинялся.
— Вина выпьешь?
— А что — выпью!
— Сухого?
— Знаешь, у меня от него изжога… Что у тебя ещё есть?
— У меня всё есть.
— Тогда рюмку хорошего портвейна.
Рябинин снял пиджак, повесил его на спинку деревянного гнутого кресла и сел, вытянув ноги под стол. Уютно зашумел чайник. Петельников копался в баре, встроенном в деревянные полки.
— После некоторых размышлений, — начал Рябинин, не дождавшись конца хозяйских хлопот, — я пришёл сказать, что ты всё-таки не бог.
— А мне казалось, что я он и есть, — не согласился Петельников.
— Только бог обходится без следствия — прямо судит. И ты меня за Плашкина осудил, не захотев даже выслушать.
На столе появился такой крепкий золотисто-коричневый чай, что фаянс внутри чашек отливал перламутром, как в разомкнутых раковинах.
— Но ты у меня отберёшь чай и выгонишь, — предположил Рябинин, — если скажу, что преступника я знал уже на месте происшествия.
— Я просто не поверю, — усмехнулся Петельников.
— Я тебе на озере намекал, но ты ограничился только одним путём, очевидным.
Теперь рука инспектора замерла с бутылкой портвейна. Два чувства, опережая друг друга, схлестнулись в нём: любопытство — как узнал, и обида — почему не сказал. Пока одержало верх первое:
— Как же узнал?
— Тебе известно, что на месте происшествия имеет значение каждая мелочь.
— А тебе известно, что на месте происшествия полно мелочей, которые не имеют никакого значения, — возразил Петельников.
— Вот и надо отобрать. Почему коробочки из-под колец преступник выбросил, а телевизоры взял в коробках?
От наивности вопроса инспектор дёрнул плечами:
— Кольца ссыпал в карман, телевизоры удобнее везти в таре.
— А почему дешёвый телевизор из коробки вытянул?
— Ты так говоришь, будто преступник всегда действует логично.
Инспектор поставил вино на скатерть. Портвейн был такого же цвета, как и чай. Они взяли рюмки, обменялись короткими, им только понятными взглядами и глотнули терпкую жидкость.
— Вор извлёк дешёвый телевизор из коробки потому, что собирался бросить его в озеро, — сказал Рябинин.
— Мог бросить и в коробке.
— Нет, не мог. На коробку бы не обратили внимания. Лежит себе и лежит. А телевизор приметен. Затем он утопил транзистор, направляя нас на Устье. Потом наследил в лодке Плашкина. В огород ему швырнул коробочку из-под часов. Понял, почему в ней лежал камешек? Коробочка лёгкая, могла до огурцов не долететь. Плашкина он выбрал точно: судим, в универмаге работал…
— Но ведь были показания старика? — перебил инспектор.
— Ложные. Я потом объясню, зачем он их дал. Всё дело в том, что кражу совершил свой, универмаговский. И я это понял сразу. Вор профессионально разбирался в товарах. Он не брал бижутерию и даже позолоченные вещи не взял — только золото. Будет посторонний вор смотреть пробу?
Рябинин придвинул чашку. Ароматный пар коснулся очков, затуманив их чуть и на секунду. Этот чай он предпочитал пить без конфет, наслаждаясь его горячим букетом.
— А потом ко мне пришёл директор, — продолжил следователь, — и якобы случайно просыпал на стол содержимое своего портфеля: иконку, Евангелие…
— Зачем?
— Убедить нас, что он интересуется стариной. Специально ездил в Новгород. Сообщил, что разбирает кирпичи в нашем монастыре — ищет фрески.
— Зачем нас в этом убеждать?
— Чтобы ходить в монастырь и копаться там в этих кирпичах, не вызывая подозрений.
— А зачем копаться в кирпичах? — угрюмо поинтересовался инспектор.
— В этом суть дела.
Они замолчали, потому что подошли к главному. Рябинин насторожённо ждал вопроса, даже перестав отхлёбывать чай. Петельников колыхал рюмку с остатками портвейна. В этой внезапной тишине отчётливо проурчал холодильник. И девятью выстрелами отбили свои удары настенные часы.
— Вадим, а почему бы тебе не жениться на Вилене Кашиной? — игриво предложил Рябинин.
— Так, Сергей Георгиевич, — вроде бы развеселился и Петельников. — Я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак. Следователь знает преступника, но скрывает от инспектора, и тот знай себе ловит некоего Плашкина.