Выбрать главу

6. В горах Сихотэ-Алиня я выковырнул кристалл кварц-мориона. Красавец: длинный, тонкий, как кинжал из воронёной стали. А внутри клубятся чёрные метели. Но главное в названии: кварц-морион. Как кварц-Марина.

Последнее письмо должно быть кратким, а я расписался. Всегда писал длинные, так пусть и последнее будет таким же.

Я сижу на вьючном ящике. У моих ног, буквально под носком ботинка, уже остывшей водой бурлит протока. Справа висят покрасневшие листья винограда — они похожи на наши кленовые. Комаров нет. Хороший ветерок шуршит осокой. И мне чуточку грустно. Всё-таки два года потеряно, а ведь их не так много нам отпущено. А, чёрт с ними, с двумя годами — впереди-то жизнь!

Марочка моя бесценная! Еду! Еду ведь! Через день-два после получения письма ты увидишь меня в аэропорту. Я ли тебя не узнаю… Да надень ты хоть рубище, какое это имеет значение. Вот только не ведаю, что буду делать, когда тебя увижу: обниму ли, поцелую, окаменею или заплачу…»

Теперь-то Рябинину было уже известно, что сделал геофизик, — он её ударил.

7

— Зря вы меня вызвали.

Ага, от нечего делать. Большинство вызванных свидетелями себя не считают: ведь свидетель тот, кто сам видел преступление.

— Настоящие друзья приходят без вызова, — поддел его Рябинин.

— Зачем? — не смутился Каменко.

Небольшой, коренастый и широкий, как штангист. Редкие сивые волосики незаметно налипли на крупную голову. Смотрит спокойно, с достоинством. Вот уж действительно — Каменко.

— Ну хотя бы защитить.

— А его разве обвиняют?

— Обвиняют.

— Кто же? — насторожился Каменко. — Жена?

— Государство.

— Разве государство вмешивается в личные отношения?

— В личные — нет. Но вмешивается, когда бьют человека.

— Зачем же вызвали меня?

— Допросить.

— Я не преступник.

Рябинин тихонько зевнул, чуть прикрыв рот ладонью. Зевнул не для него — для себя, чтобы усыпить своё сознание: мол, ничего хамского в этом ответе нет и злиться не стоит. Видимо, допрос не пойдёт, пока глаза этого геолога спесиво разглядывают следователя. Рябинин ещё раз зевнул и лениво глянул в первую страницу протокола, которую только что заполнил и знал каждую строчку:

— А какое у вас образование?

Каменко чуть насмешливо наблюдал за его рукой: неужели следователь не знает, какое образование должен иметь геолог.

— О, высшее! — удивился Рябинин.

— А вы думали, ПТУ? — усмехнулся Каменко.

— О том, что в прокуратуре допрашивают только преступников, обычно мне говорят бабушки тысяча восемьсот девяносто девятого года рождения. А ребята из ПТУ грамотные, они такого не скажут.

Каменко попытался сесть удобнее. Он даже тихонько откашлялся, помогая укрепиться стулу. Допрос можно было начинать. Но его начал сам вызванный:

— Какой уж я свидетель…

Он согласился с этой ролью и теперь имел в виду другое: что он плохой свидетель и ничего не знает. Но это уже следующий этап допроса.

— Вы с Вересовым друзья?

— У нас, у геологов, есть такая форма дружбы — полевая. А тут, в городе, встречаемся только на работе.

— Когда вернулись из поля?

— Мы вместе прилетели.

Вот оно что. Они вместе прилетели. Да он наиценнейший свидетель. Как можно безразличнее Рябинин попросил:

— Расскажите о его встрече с женой.

— Я не видел.

— Как же так?

— Вышли вместе, а потом на мне жена повисла, и мы с ней так и уехали.

Всё естественно. Здесь не до приятеля, который два года мозолил глаза. В конце концов, сведения о самых первых минутах встречи не так уж и важны, поскольку потерпевшая о них рассказала и сомнений тут нет. Не важны сведения и об ударе — свидетелей много. А вот о временном промежутке между встречей и ударом информации нет, но ведь в нём-то и случилось главное, если только оно вообще случилось.

— В самолёте пили?

— Две бутылки сухого вина. Пустяки, на радостях.

Вересов сказал правду… Видимо, в суматохе его состояние не заметили. Да и что такое сухое вино для этих геологов, похожих на штангистов… Главный вопрос Рябинин задавать не спешил, берёг напоследок.

— Как Вересов относился к жене? Раньше и эти два года…