Выбрать главу

— Но у нее ведь нет доказательств?

— Конечно, есть, — горько возразил Боденштайн. — Она достаточно умна, чтобы не воспользоваться тем, на чем имеются следы моей ДНК.

— Правда на самом деле могла бы быть на твоей стороне, — сказала Николя, чуть подумав.

— Она и есть на моей стороне, — добавил Оливер. — Вот увидишь.

Какое-то время в подвале было совсем тихо. Пия глубоко вздохнула и сделала шаг вперед.

— Вы можете спокойно рассказать об этом, Эдда Швиндерке, — сказала она громко и с поднятыми руками вышла на свет. — Нам вообще-то известно, что здесь произошло.

Элард Кальтензее повернулся и пристально посмотрел на нее, как на привидение. Вера, она же Эдда, испуганно вздрогнула, но быстро оправилась от удивления.

— Фрау Кирххоф! — крикнула она слащавым голосом, который был знаком Пие. — Мне вас сам бог послал! Помогите, пожалуйста!

Пия не обратила на нее внимания и подошла к Эларду.

— Не создавайте себе проблем. Отдайте мне оружие. — Она протянула руку. — Нам известна правда, и мы знаем, как она это сделала.

Элард опять посмотрел на стоящую перед ним на коленях женщину.

— Мне все равно. — Он энергично покачал головой. — Я не для того ехал тысячи километров, чтобы сейчас все бросить. Я хочу услышать признание этой страшной старой ведьмы. Сейчас.

— Я привезла с собой специалиста, который будет искать здесь останки убитых людей, — сказала Пия. — Даже через шестьдесят лет можно еще взять ДНК-пробы и идентифицировать личность. Мы можем предать Веру Кальтензее суду в Германии за несколько убийств. Правда всплывет в любом случае.

Элард не отвернулся от взгляда Веры.

— Идите, фрау Кирххоф. То, что здесь происходит, не имеет к вам отношения.

Внезапно из тени стен возникла крепкая невысокая фигура. Пия испуганно вздрогнула; она не заметила, что в помещении был кто-то еще. С удивлением она узнала Августу Новак.

— Фрау Новак! Что вы здесь делаете?

— Элард прав, — сказала она вместо ответа. — Вас это не касается. Эта женщина нанесла моему мальчику глубокие раны, которые не заживают уже шестьдесят лет. Она украла у него его жизнь. Это его полное право — узнать от нее, что здесь произошло.

— Мы слышали историю, которую вы рассказали Томасу Риттеру, — сказала Пия приглушенным голосом. — И мы верим вам. Тем не менее я вынуждена сейчас задержать вас. Вы убили трех человек, и без обоснования причин, двигавших вами, вам придется провести в тюрьме остаток жизни. Даже если вам это безразлично, удержите по меньшей мере вашего сына от глупости и не позволяйте ему совершить сейчас убийство! Эта женщина не стоит того!

Августа растерянно посмотрела на оружие в руках Эларда.

— Кстати, мы нашли вашего внука, — сказала Пия. — Как раз вовремя. Еще пара часов, и он умер бы от внутреннего кровотечения.

Элард поднял голову и посмотрел на нее мигающим взглядом.

— Почему умер бы от внутреннего кровотечения? — спросил он суровым голосом.

— При нападении он получил повреждение внутренних органов, — ответила Пия. — Из-за того, что вы притащили его в этот подвал, его жизнь оказалась под угрозой. Зачем вы это сделали? Вы хотели, чтобы он умер?

Элард Кальтензее невольно опустил пистолет; его взгляд упал сначала на Августу Новак, затем на Пию. Он затряс головой и простонал, пораженный услышанным:

— Бог мой, нет! Я хотел спрятать Маркуса в безопасном месте, пока не вернусь. Я бы никогда не сделал ничего, что могло бы ему повредить!

Это удивило Пию, но потом она вспомнила о встрече с Кальтензее в больнице и решила, что поняла, в чем дело.

— Вас и Новака связывает не просто мимолетное знакомство, — сказала она.

Элард покачал головой.

— Нет, — подтвердил он. — Мы очень близкие друзья. Собственно… даже значительно больше, чем…

— Верно, — кивнула Пия. — Вы родственники. Маркус Новак — ваш племянник, если я не ошибаюсь.

Элард отдал ей пистолет и провел обеими руками по волосам. В свете прожектора было заметно, что его лицо было смертельно бледным.

— Я должен немедленно ехать к нему, — пробормотал он. — Я этого не хотел, действительно нет. Я ведь только хотел, чтобы ему никто не причинил зла, пока я не вернусь. Я… я не мог ведь представить, что он… Боже мой! Он ведь поправится?