— Как было сформулировано данное задание?
— Она сказала мне, что я должен быть готов поехать через некоторое время в «Красную Мельницу» и сделать фотографии, — холодно ответил Эмери. — В половине одиннадцатого я получил эсэмэс, что через двадцать минут могу приступать к работе. — Он быстро посмотрел на Боденштайна и улыбнулся, при этом на его лице было написано раскаяние. — Извините. В этом не было ничего личного.
— Вы сделали фотографии? — спросила доктор Энгель.
— Да.
— Где они?
— В моем мобильнике и на компьютере в офисе.
— Мы их конфискуем.
— Ради бога! — Эмери опять пожал плечами.
— Какие полномочия имела Ютта, давая вам распоряжения?
— Она отдельно платила мне за специальные заказы. — Генри Эмери был наемником и не знал, что такое лояльность; к тому же все платежи со стороны семьи Кальтензее на этом закончились. — Иногда я был ее телохранителем, иногда — любовником.
Николя Энгель довольно кивнула. Она хотела услышать именно это.
— Как вам, собственно, удалось перевезти Веру через границу? — поинтересовалась Пия.
— В багажнике. — Элард Кальтензее свирепо улыбнулся. — На «Майбахе» дипломатические номера. Я рассчитывал на то, что на границе нас пропустят, не останавливая; так оно и получилось.
Пия вспомнила, как теща Боденштайна говорила о том, что Элард не слишком энергичный человек. Что же заставило его наконец все же проявить инициативу?
— Возможно, я и дальше пичкал бы себя «Травором», чтобы не видеть реальности, — объяснил Кальтензее. — Если бы она не поступила так с Маркусом. Когда я узнал от вас, что Вера не заплатила ему за его работу, и когда увидел его потом лежащим там в таком состоянии — истерзанным и изуродованным, — то со мной что-то произошло. У меня вдруг возникла дикая злоба на нее за то, как она обращается с людьми, с таким пренебрежением и равнодушием! И я понял, что должен остановить ее и всеми средствами добиться того, чтобы раскрыть всю правду.
Он остановился и покачал головой.
— Я догадался, что она тайно и незаметно хочет уехать через Италию в Южную Америку, и поэтому не мог больше ждать. У ворот стоял полицейский автомобиль, и тогда я другим путем подъехал к дому. В течение всего дня мне не представлялось возможности осуществить свой план, но потом наконец Ютта уехала вместе с Моорманном, а чуть позже — и Зигберт. Теперь я мог справиться с моей ма…. с этой женщиной. Остальное было детской игрой.
— Почему вы оставили ваш «Мерседес» в аэропорту?
— Чтобы запутать следы, — объяснил Элард. — При этом я думал не столько о полиции, сколько о людях из охраны предприятия моего брата, которые преследовали меня и Маркуса. Она должна была, к сожалению, оставаться в багажнике «Майбаха» до тех пор, пока я не вернусь.
— Вы выдали себя в больнице у Новака за его отца. — Пия посмотрела на Эларда. Он казался как никогда расслабленным, наконец разобравшись со своим прошлым. Прекратился его личный кошмар, после того как он освободился от груза неизвестности.
— Нет, — вмешалась Августа Новак. — Я сказала, что он мой сын. Так что я не солгала.
— Это верно, — кивнула Пия и посмотрела на Эларда Кальтензее. — Я все это время считала вас убийцей. Вас и Маркуса Новака.
— Я не могу на вас за это обижаться, — возразил Элард. — Мы тоже вели себя довольно подозрительно, сами того не желая. Я совершенно неверно воспринимал эти убийства — был слишком занят самим собой. Мы с Маркусом были совершенно сбиты с толку. Долгое время мы оба не хотели себе в этом признаться, это было… это было в некотором смысле непостижимо. Я имею в виду, что ни он, ни я никогда раньше не имели отношений с… мужчиной. — Он глубоко вздохнул. — Те ночи, на которые у нас нет алиби, мы с Маркусом провели вместе в моей квартире во Франкфурте.
— Он ваш племянник. У вас единокровное родство, — заметила Пия.
— Н-да, — улыбка скользнула по лицу Эларда. — Но у нас ведь не будет совместных детей.
Кирххоф тоже улыбнулась.
— Жаль, что вы не рассказали мне все это раньше, — сказала она. — Это значительно облегчило бы нам работу. Что вы намерены делать теперь, когда вернетесь домой?
— Ммм… — Барон фон Цойдлитц-Лауенбург глубоко вздохнул. — Время игры в прятки закончилось. Мы с Маркусом решили рассказать нашим семьям правду о наших отношениях. Мы не хотим больше делать из этого тайну. Для меня это не является проблемой, потому что моя репутация все равно довольно сомнительна, но для Маркуса это серьезный шаг.