Мысли Боденштайна прервал звонок мобильного телефона.
— «Мерседес» класса М также покинул Добу, — сообщил Остерманн. — Но я все еще не могу дозвониться до Пии.
— Проклятье!
Редко в своей жизни Оливер чувствовал себя настолько скверно. Он действительно все сделал не так, как нужно. Если бы он только запретил Пие совершать эту поездку в Польшу! Николя была права: ее не касалось то, что произошло там шестьдесят лет тому назад. Ее задачей является расследование убийств, не более того.
— Что с Риттером? — спросил Остерманн. — Вы его нашли?
— Да. Он мертв.
— Черт возьми! Его жена сидит внизу и не хочет уходить, пока не поговорит с вами или с Пией.
Боденштайн посмотрел на труп и на ведро с вытекшей кровью. Его желудок сжался в узел. Что, если с Пией что-то случится? Он гнал от себя эти мысли.
— Попробуйте еще раз позвонить Пие и на мобильник Хеннинга Кирххофа, — сказал он Остерманну и закончил разговор.
— Могу я уйти? — спросил Генри Эмери.
— Нет. — Боденштайн не удостоил мужчину взглядом. — Пока вы находитесь под подозрением в убийстве.
Не обращая внимания на протесты Эмери, он вышел из подвала. Что случилось в Польше? Почему обе машины ехали назад? Почему, черт возьми, Пия не звонит, как обещала? Боль стянула его голову металлическим обручем, во рту был неприятный вкус. Все это напомнило Оливеру о том, что он сегодня еще ничего не ел, но пил слишком много кофе. Он глубоко вздохнул, когда вышел на Рёмерберг. Вся ситуация вышла из-под контроля. Боденштайн мечтал о долгой прогулке в одиночестве, чтобы иметь возможность упорядочить кружащиеся в голове мысли. Вместо этого он должен был найти нужные слова для Марлен Риттер, чтобы сообщить ей о том, что они нашли труп ее мужа.
Когда Пия пришла в себя, у нее болело горло, и она не могла глотать. Она открыла глаза и увидела в сумеречном свете, что все еще находится в подвале. Уголками глаз Кирххоф уловила какое-то движение позади себя. Она услышала напряженное дыхание, и мгновенно к ней вернулись воспоминания. Аня Моорманн, пистолет, выстрел, после которою пуля попала Августе Новак в грудь… Сколько времени она была без сознания? У нее застыла в жилах кровь, когда она услышала щелчок позади себя, который очень походил на звук, возникающий при снятии пистолета с предохранителя. Пия хотела закричать, но из горла вырвалось лишь хриплое клокотание. Все ее существо сковала судорога, и она закрыла глаза. Что будет, если пуля пробьет кости черепа? Почувствует она это? Будет ли испытывать боль? Будет ли…
— Пия!
Кто-то схватил ее за плечо. Она открыла глаза. Волна облегчения прошла по ее телу, когда Пия увидела лицо своего бывшего мужа. Она закашлялась и схватилась за горло.
— Как… что… — прохрипела она с недоумением.
Хеннинг был смертельно бледен. К ее удивлению, он зарыдал и крепко обнял ее.
— Я так боялся за тебя, — пробормотал он, уткнувшись в ее волосы. — О господи, у тебя кровь на голове…
Пия дрожала всем телом, у нее болело горло, но сознание того, что в последнюю секунду смерть отступила, переполняло ее почти истерическим чувством счастья. Потом она вспомнила об Эларде Кальтензее и Августе Новак, высвободилась из объятий Хеннинга и поднялась с помутненным сознанием. Кальтензее сидел в песке среди костей своих расстрелянных предков и обнимал мать. Слезы бежали по его лицу.
— Мама, — шептал он. — Мама, ты не можешь сейчас умереть… пожалуйста!
— Где Аня Моорманн? — прошептала Пия хриплым голосом. — И тот парень, которого я ранила?
— Он лежит там, — ответил Хеннинг. — Я ударил его настольной лампой, когда он хотел выстрелить в тебя. А женщина исчезла.
— Где Мирьям? — Пия обернулась и увидела расширенные от страха глаза подруги.
— У меня все в порядке, — прошептала та. — Но мы должны вызвать «Скорую помощь» для фрау Новак.
На четвереньках Пия поползла к Августе и ее сыну. Здесь уже не помог бы никакой врач. Августа Новак умирала. Узкая струйка крови стекала у нее из уголка рта. Глаза были закрыты, но она еще дышала.