Министр внутренних дел лично взялся за это дело. Все собрались в Институте судебной медицины: Нирхоф, госсекретарь из МВД, начальник Полицейского управления Франкфурта, профессор Томас Кронлаге, два чиновника из ФУУП, Залмон Гольдберг в сопровождении влиятельного председателя еврейской общины Франкфурта, генерального консула и представителей тайной полиции. Создалась исключительная дипломатическая ситуация: требование американцев было недвусмысленным. Им нужно было получить тело Гольдберга, и немедленно. Конечно, с юридической точки зрения никто из представителей немецко-американского руководства не имел права вмешиваться в ход расследования убийства, но министр внутренних дел не был заинтересован в скандале, тем более за полгода до выборов. Спустя два часа после прибытия Залмона Гольдберга дело было передано в Федеральное управление уголовной полиции.
— Я вообще больше ничего не понимаю, — сказал в заключение ошеломленный Нирхоф. Он долго ходил по своему кабинету, потом остановился перед Боденштайном. — Что случилось?
— Гольдберг пережил Холокост, он был в Освенциме и потерял там всю свою семью. Так, по крайней мере, гласит его легенда. — Боденштайн откинулся назад и положил ногу на ногу. — Но я полностью и абсолютно доверяю заключению доктора Кирххофа. И это объясняет тот факт, что не прошло и суток после того, как был обнаружен труп Гольдберга, а его сын уже явился с целой армией, чтобы воспрепятствовать нашему дальнейшему расследованию. Или Гольдберг-младший, или кто-то другой имеет хорошие связи и заинтересованность в том, чтобы останки его отца исчезли как можно скорее.
Нирхоф глубоко вздохнул, прошел за свой письменный стол и сел.
— Предположим, вы правы, — сказал он через некоторое время, — но как мог сын Гольдберга так быстро привлечь всех этих людей?
— Он знает нужного человека в нужном месте. Ведь для вас не секрет, как делаются такие дела.
Нирхоф недоверчиво посмотрел на Боденштайна.
— Это вы вчера оповестили родственников?
— Нет. Вероятно, это сделала домработница Гольдберга.
— Они захотят получить протокол вскрытия. — Нирхоф нервно потер подбородок. В нем сейчас боролись полицейский и политик. — Вы можете себе представить, что из этого может получиться, Боденштайн?
— Да, могу, — Оливер кивнул.
Нирхоф опять вскочил и стал молча ходить по кабинету взад и вперед.
— Что я должен теперь делать? — размышлял он вслух. — Если дело станет достоянием общественности, мне не поздоровится. Трудно представить, что из этого раздует пресса, если что-то разнюхает!
При этих словах, в которых прозвучала жалость шефа к самому себе, Боденштайн скривился. Расследование убийства, очевидно, вообще не интересовало Нирхофа.
— До общественности ничего не дойдет, — ответил он. — Поскольку никто не заинтересован в том, чтобы дело получило огласку, ничего не случится.
— Вы так легко об этом говорите… Что же делать с протоколом вскрытия?
— Пропустите его через уничтожитель документов.
Нирхоф подошел к окну, сложив руки за спиной, и какое-то время смотрел на улицу. Потом он порывисто обернулся.
— Я дал слово, что с нашей стороны не будет больше проводиться никакого расследования по делу Гольдберга, — сказал он, понизив голос. — И рассчитываю на то, что вы примете это во внимание.
— Разумеется, — ответил Боденштайн.
Ему было все равно, кому дал слово директор уголовной полиции, но не требовалось быть ясновидящим, чтобы понимать, что это означает. Убийство Гольдберга будет замято по распоряжению вышестоящих инстанций.
Понедельник, 30 апреля 2007 года
— Я танцевала сегодня ночью, всю ночь сегодня, всю ночь! Ах, если бы это никогда не кончалось! Я хочу еще, даже если это грех!
Было начало восьмого, когда Боденштайн в изумлении остановился в дверях переговорной комнаты, увидев свою коллегу, которая весело напевала себе под нос и кружилась с воображаемым партнером по комнате между столом и флипчартом. Он покашлял.
— Видимо, ваш директор зоопарка был очень любезен с вами. Кажется, у вас все замечательно.
— У меня все великолепно! — Пия Кирххоф сделала последний пируэт, опустила руки и с улыбкой сделала едва заметный поклон. — И он всегда любезен со мной. Принести вам кофе, шеф?
— Что-нибудь случилось? — Боденштайн поднял брови. — Вы хотите подать заявление на отпуск?
— Бог мой, как вы недоверчивы! Нет, у меня просто хорошее настроение, — возразила Пия. — В субботу вечером я встретила старую подругу, которая лично знала Гольдберга, и…