Когда мы все выбрались из тендера, Юсуф, спустившийся с мостика, чтобы помочь, взялся за конец носилок, Хазик подхватил другой, и они понесли раненого по коридору. Только тогда она повернулась ко мне. Ее лицо блестело от соленой воды, воротник все еще был прижат к горлу.
– Идите к нему, – сказал я. – Все в порядке. Теперь он в безопасности.
Благодарный взгляд, который она бросила на меня, на ходу скидывая куртку, прежде чем сойти в недра судна, длился всего долю секунды, но этого хватило, чтобы меня захлестнуло чувство одиночества.
– Теперь вы в безопасности, – повторил я в пустоту.
3
Занимаясь дополнительной бумажной работой, порожденной этим неожиданным поворотом событий, я ощущал за плечом тень Марии. Призраки моих погибших детей проникли на мостик солоноватым запахом озона. Обычно я мог приказать призракам, чтобы оставили меня в покое, но в то утро они были настойчивы, и хотя я изо всех сил пытался не замечать их, работал я медленнее обычного. Поэтому прошло немало времени после того, как в небе забрезжил серый рассвет, прежде чем я снова увидел Виржини.
Кок накрыл завтрак в кают-компании. Я наполнил две кружки еще горячим кофе, захватил пару роти[7] и направился в лазарет, где Хазик устроил пациента. Виржини сжимала ладонь мужа, который так и не пришел в сознание, через металлическое ограждение. Она все еще была в бикини.
Хазик поймал мой взгляд.
– Отказывается надевать одежду, которую вы привезли, – пояснил он.
Я поставил кофе, положил сверток с лепешками.
– Медицинский костюм?
Он указал на шкафчик. На двух его полках хранились медикаменты, на третьей – медицинская одежда в целлофановой упаковке. Я вскрыл одну упаковку и вытряхнул сложенную зеленую футболку.
– Вот, – сказал я Виржини.
Она молча взяла футболку и натянула через голову. Футболка оказалась ей не по росту и напоминала верх от баджу-мелаю[8]. У меня сжалось сердце. Иногда после того, как мы занимались любовью днем, Мария поднимала с пола мою рубашку, заворачивалась в нее и садилась на край кровати – руки скрыты под тканью, ноги обнажены.
– Как пациент? – спросил я Хазика.
Он забрал у меня целлофановую упаковку, скомкал ее и бросил в мусорное ведро.
– Пока что стабилен. Само собой, здесь мы не можем сделать рентген, но при условии, что у него не начнутся судороги и нет внутреннего кровотечения, он должен продержаться до нашего возвращения в Порт-Браун.
– А что с женой? Ее ты осмотрел?
Она не обращала на нас внимания, сосредоточенно наблюдая за мужем.
– Никаких признаков травм. Я обследовал ее на предмет сотрясения, но, похоже, она в порядке. У нее сильное обезвоживание, и ей не помешает хорошенько отъесться. Судя по всему, она недоедала.
– Раз сотрясения нет, значит, ей сейчас можно есть?
– Конечно.
Я поднял кружку, машинально приноравливаясь к движению «Патусана», чтобы не расплескать кофе. За без малого сорок лет в море это стало второй натурой.
– Держите, – сказал я Виржини, перейдя с малайского на английский, – вам нужно что-нибудь попить.
Она не ответила, тогда я позвал ее по имени и постучал кружкой по ограждению. Звон вывел ее из транса. Она уставилась на кружку, и у меня снова, как и на «Санта-Марии», возникло подозрение, что мы имеем дело с какой-то травматической реакцией. Мне нужно было выяснить, что случилось с ней и Джейком. Я был обязан подать подробный рапорт сначала начальству, а затем и соответствующим органам, особенно если раненый умрет. Рапорты, запросы, дознания – всем этим я был сыт по горло. Но это подождет, мой первый долг – забота о людях.
Я снова протянул ей кружку, и на этот раз Виржини взяла ее. Пальцы были темными от солнца, темнее моих собственных, а ногти – нежно-розовыми. Через мгновение она отняла ладонь от руки Джейка, чтобы обхватить кружку двумя руками. Ссутулив напряженные плечи, она принялась пить кофе. Отхлебнула, а затем наклонила кружку и осушила до дна. В тот момент это показалось мелочью, но позже, когда она рассказала мне свою историю и я лучше все понял, я вспомнил, как она это проделала, и задумался, насколько сильны в нас первобытные инстинкты – потребность в еде, воде, убежище, защита тех, кого мы любим.
Я положил на постель круглые лепешки, завернутые в вощеную бумагу.
– Вот. Makan.
Когда я бывал дома в увольнительной, так говорила Мария, ставя передо мной тарелку с наси-лемаком[9] или супом вонтон[10]; капитанша нашего дома отдавала мужу тот же приказ, что и нашим детям: Makan. Ешь.
9
Наси-лемак – рис, отваренный в кокосовом молоке и листьях пандана, подается с острым соусом самбал.