— Ишь, как они осерчали, — Вася Ряжкин от греха подальше укладывается на пол у западной стены.
А Аким, чуть продвинувшись к углу помещения, добирается до бойницы и выглядывает в неё, подведя правую камеру к прорези в крышке.
Бамс-с… Ещё одна пуля пробивает ставень. Бамс-с…
И становится еще светлее, несмотря на клубы пыли в помещении, — это значит, с ещё одного окна сбита защита. И в него сразу залетает очередная граната.
Пуфф…
Ещё больше пыли и дыма, но Аким разглядел через щель…
Это разведчик, он у акации маячит туда-сюда, болтается, на месте не стоит. Одной лапой он придерживает свой уродливый автомат, а другими… Двумя передними папами управляется с очередной гранатой, срывает с неё чеку… Саблин торопится, чтобы враг не выскочил из зоны видимости… Открывает бронещиток на бойнице, приклад к плечу, и, почти не целясь, стреляет…
Пах… Перезарядка… Пах…
Второй патрон он потратил зря… Кажется, первая порция картечи задела разведчика, и он тут же скрылся из зоны видимости, но гранатка его в окошко к казакам всё-таки влетела.
Пуфф…
Аким чувствует, как один осколок щёлкает ему прямо в забрало.
Ещё больше дыма и пыли в помещении, в окнах уже нет ни одного стекла, вся старая мебель, что была тут, ножки от стульев, какая-то посуда — всё разбросано по полу, перевёрнуто. И сколько ни убеждай себя, что эти гранаты рассчитаны лишь на незащищённые цели, что тяжёлой броне они серьёзного урона нанести не могут, всё равно он ловит себя на чувстве, что хочется ему убраться туда, в тёмный проём к Денису, или хотя бы в смежную комнатёнку с кухней и кроватями. Вот только делать этого ну никак нельзя, окна — это незащищённые проёмы; может быть, солдат в них и не пролезет, но вот разведчик запрыгнет играючи и сразу попытается отпереть засов на большой двери и впустить сюда тяжеловесов… А там уже будет совсем непросто, ведь вести бой с огромным солдатом переделанных на малой дистанции — ещё то удовольствие, так как с одного или двух выстрелов его не остановить, даже из дробовика… А уж винтовочных пуль в него можно напихать десяток, а он и не заметит их. А у самого солдата двадцатимиллиметровая картечница, которая вон в бетонных стенах делает пятисантиметровые дыры. Кирасу такая пуля с десяти метров проломит запросто, и шлем на куски разнесёт.
Нет, сдавать эту комнату нельзя. Там, на стапеле, лодку только подлатали, и ей осколки гранат, и тем более картечь из страшного оружия переделанных противопоказаны. Так что…
Та-та-та-та-та…
Опять Вася привстал на колено к бойнице и работает. Пылища висит, как он там что может разглядеть? Саблин не успевает протирать камеры, а этот находит, куда стрельнуть.
— Перезаряжаюсь… — говорит Ряжкин и добавляет: — Это хорошо, что они пулемёт с второй лодки не сняли.
— Да, — соглашается Саблин. А сам, пробравшись к левой от двери бойнице, снова пытается найти себе цель.
Та-та-та-та-та…
Снова работает винтовка радиста.
Прапорщик всё переживает за патроны и поэтому интересуется:
— Вася, куда всё лупишь?
— Да вон, в рогозе… офицерик ихний, паскуда, прячется, — отвечает Ряжкин, — его чуток через тепловизор видно, я ему уже одну пульку влепил, а он не уходит, сволочь, залёг там, прижался… И я его теперь достать не могу, руководит своими из рогоза… Оттуда, где лодка их.
Перед Акимом промелькнуло почти чёрное, сухое тело разведчика, промелькнуло быстро, он не успел нажать на спуск, и Ряжкин почти сразу произнёс:
— Граната!
Две секунды, три…
Пуфф….
— Ах ты паскудная тварь, мотыль ты трупный, — радист сыплет ругательствами.
Саблин сам получил несколько осколочков в броню, но с ним всё в порядке. Он смахивает пыль с камер.
— Вася, ты как?
— Правый микрофон… Всё, по беде пошёл…
Это внешний микрофон, что крепится на шлеме с правой стороны, он даёт бойцу представление о звуках вне шлема. Это важная вещь.
— У меня есть запасной, — сразу сообщает Денис.
— Да у меня тоже, — расстроено говорит Ряжкин, у каждого тяжёлого пехотинца должны быть запасные камеры, микрофоны и фонари, это, по сути, расходники. Но тут ситуация и вправду неприятная. И Василий поясняет: — Осколок, мать его, ещё и разъём раскурочил.
Глава 40
Саблин понимал: страшного ещё ничего не случилось, но и хорошего было мало. Сидеть тут долго было опасно, рано или поздно переделанные могут что-то предпринять, что будет похлеще их лёгких гранат. Тем более, что твари принялись за последнее, третье окно, которое находилось справа от двери. Они делали всё правильно, три окна Саблину и Ряжкину контролировать было бы уже непросто. Два серьёзных удара приходятся в третий ставень, одна из больших пуль его пробивает, но ставень ещё держится.