- Вам ничего не показалось в этом необычным?
- Быть может, эта история с Риганом. Но должен признаться, что меня это общество не шокирует.
Генерал улыбнулся своей скупой бледной улыбкой.
- Мне кажется, меня тоже. Я любил Расти. Он был высоким ирландцем из Клонмела, с густыми локонами на голове, печальными глазами и улыбкой, широкой, как приморский бульвар. Когда я увидел его впервые, то подумал, что он именно тот, на кого и похож - бродяга, которому посчастливилось облачиться в добротный костюм.
- Думаю, вы его очень любили, - сказал я.
Генерал засунул свои бескровные руки под плед. Я погасил окурок и допил брэнди.
- Он был для меня дуновением жизни, пока был здесь. Проводил со мною по много часов, потея, как мышь, литрами потребляя брэнди и рассказывая мне истории периода ирландской революции. Он был офицером в ирландской революционной армии. А в Соединенных Штатах находился нелегально. Это, конечно, было смешное супружество, и, как супружество, вероятно, не продлилось и месяца. Я выдаю вам семейные тайны, мистер Марлоу.
- Вы можете быть уверены в моем умении хранить тайны, - сказал я. Что случилось с Риганом?
Старец некоторое время смотрел на меня ничего не выражавшими глазами.
- Он ушел месяц назад. Внезапно, не сказав никому ни слова. Не попрощался даже со мной. Это причинило мне боль, но что ж, он был воспитан в суровой школе жизни. Я уверен, что рано или поздно получу от него известие. Но пока что меня шантажируют.
- Снова? - спросил я.
Он вынул руки из-под пледа, держа в них желтый конверт.
- Пока Расти был здесь, я мог лишь сочувствовать любому, кто попытался бы шантажировать меня. За несколько месяцев до его прибытия, примерно десять месяцев назад, я выплатил одному типу по имени Джо Броуди пять тысяч долларов за то, чтобы он оставил в покое мою младшую дочь, Кармен.
- О! - вырвалось у меня.
Он пошевелил редкими белыми бровями.
- Что вы хотели этим сказать?
- Ничего, - ответил я.
С минуту он присматривался ко мне, наморщив лоб, затем сказал:
- Возьмите этот конверт и осмотрите его. И налейте себе брэнди.
Я взял конверт с его колен и вернулся на место. Вытер руки и осмотрел письмо снаружи. Конверт был адресован генералу Гаю Стернвуду, 3765, Альта Бри Кресчент, Вест-Голливуд, Калифорния. Адрес написан чернилами, косыми печатными буквами. Конверт был разрезан. Я достал из него желтую визитку и три клочка жесткой бумаги. На тонкой карточке из отличной бумаги сверху золотом было оттиснуто: Артур Гвинн Гейгер. Адрес не указывался. Внизу, в левом углу, маленькими буквами набрано: "Редкие книги и роскошные издания". Я повернул карточку другой стороной. На ней косыми печатными буквами было написано: "Сэр, несмотря на то, что прилагаемые расписки по закону не могут быть обжалованы, поскольку представляют собой долговые обязательства в азартных играх, мне кажется, что вы все же предпочли бы их выкупить. С уважением А.Г.Гейгер".
Я стал изучать три клочка жесткой белой бумаги. Это были написанные чернилами векселя, на которых стояли даты предыдущего месяца. Содержание их было следующим: "Предъявителю сего, Артуру Гвину Гейгеру или же его уполномоченному, я обязуюсь выплатить по их требованию 1000 (тысячу) долларов без процентов. Деньги получила. Кармен Стернвурд".
Текст был написан неразборчивыми каракулями со множеством выкрутасов и кружочками вместо точек.
Я сделал себе еще один коктейль, отпил глоток и отложил в сторону вещественное доказательство.
- И какой же вывод вы из этого делаете? - спросил генерал.
- Пока никакого. Кто такой Артур Гвинн Гейгер?
- Не имею ни малейшего понятия.
- А что по этому поводу вам сказала Кармен?
- Я не спрашивал ее. И не собираюсь. Если бы я это сделал, она, вероятно, начала бы сосать большой палец и состроила бы боязливую гримаску. - Я видел ее в холле, - сказал я. - Действительно, она повела себя именно так. А потом попыталась усесться ко мне на колени.
Выражение лица генерала не изменилось ни на иоту. Его скрещенные руки спокойно лежали на одеяле, а жара, заставлявшая меня чувствовать себя как курица на рожне, совершенно не действовала на него.
- Я должен соблюдать вежливость или могу быть совершенно искренним?
- Мне не кажется, что вы страдаете излишней стеснительностью, мистер Марлоу.
- Как вам кажется, генерал, ваши дочери развлекаются вместе?
- Не думаю. Я считаю, что они идут своими, весьма различными путями к гибели. Вивиан испорченная, утонченная, умная и почти бессердечная. Кармен наоборот ребенок, любящий обрывать мухам лапки. Ни одна из них не наделена чувством моральной ответственности в большей степени, чем кошка. Впрочем, я тоже нет. Ни один из Стернвудов никогда не обладал им. Спрашивайте дальше.
- Думаю, их заботливо воспитывали. Мне кажется, они знают, что делают.
- Вивиан посещала хорошие снобистские школы и университет. Кармен ходила в полудюжину школ со все меньшими и меньшими требованиями, пока, наконец, не закончила образование в точке, с которой начала. Предполагаю, что они обладали и все еще обладают всеми известными пороками. Если в устах отца это звучит несколько зловеще, мистер Марлоу, то, пожалуй, потому, что мой собственный образ жизни всегда был далек от любого рода викторианского ханжества. - Он прислонился головой к спинке кресла и прикрыл глаза, потом внезапно открыл их. - Не стоит добавлять, что мужчина, который на пятьдесят четвертом году жизни впервые испытал радость отцовства, заслужил все, что его постигло.
Я проглотил глоток своего напитка и кивнул. На его худой сероватой шее отчетливо пульсировала жилка, но так медленно, что это едва можно было признать пульсом. Старый человек, полумертвый, но готовый смотреть жизни прямо в глаза.
- Что вы советуете? - неожиданно произнес он.
- Я заплатил бы ему.
- Почему?
- Это вопрос небольшой суммы с одной стороны, и больших неприятностей с другой. Я уверен, что за этим что-то кроется. Однако не думаю, чтобы это разбило вам сердце. Кроме того, многим мошенникам пришлось бы потратить очень много времени, чтобы выманить у вас столько, что это сказалось бы на вашем кошельке.