На этот раз у меня был клиент.
Глава 11
Она была в коричневом твидовом костюме в мелкую клетку, блузке свободного покроя с узким галстуком и в сшитых на заказ спортивных туфлях. Чулки на ней были такие же тонкие, как и вчера, но на этот раз ее ноги уже не были так обстоятельно открыты. Черные блестящие волосы прикрывала шляпа, стоившая не менее пятидесяти долларов и выглядевшая так просто, как будто ее можно было сделать одной левой из кусочка папиросной бумаги.
– Ну, наконец-то вы встали, – произнесла она. Покрутила носом, критически глядя на поблекший красный диван, два старомодных стула, требующие стирки тюлевые занавески и небольшой столик, на котором я оставил несколько уже устаревших журналов, чтобы придать помещению профессиональный вид. – Я уже начала подозревать, что вы работаете в кровати, как Марсель Пруст.
– А кто он такой? – спросил я. Сунул сигарету в рот и внимательно взглянул на нее. Она была бледная и усталая, но производила впечатление девушки, умеющей справиться даже с усталостью.
– Французский писатель, знаток дегенератов. Не может быть, чтобы вы его не знали.
– Ну-ну, – ответил я. – Пройдемте-ка в мой будуар.
Она встала.
– Вчера мы пришлись друг другу не по вкусу. Возможно, я была невежлива.
– Мы оба были невежливы.
Я подошел к двери, ведущей в мой личный кабинет, и отворил ее перед ней. Мы прошли на вторую половину моей конторы, обстановка которой состояла из ржаво-красного ковра не первой молодости, пяти стоявших в ряд стеклянных стеллажей, три из которых были наполнены отличнейшим калифорнийским воздухом, и рекламного календаря, на котором несколько изящных девушек в розовых платьях, с блестящими каштановыми волосами и огромными черными глазами наслаждались ездой на роликовых коньках. Кроме этого, в кабинете находились три стула из древесины грецкого ореха, простой стол с письменным прибором, пресс-папье, пепельницей и телефоном на нем. За столом стояло столь же невзрачное скрипучее вращающееся кресло. – Не очень-то у вас здесь роскошно, – заметила она, занимая место по ту сторону стола, которая предназначалась для клиентов.
Я подошел к двери и вынул из почтового ящика шесть конвертов – два письма и четыре рекламных объявления. Потом положил шляпу на телефон и сел в кресло.
– У Пинкертона тоже не наблюдалось излишней роскоши, – сказал я в ответ. – Кроме того, в нашей профессии много не заработаешь, если ты порядочен. Если у вас роскошная контора, значит вы делаете деньги, или же намереваетесь делать их.
– Ах, так, значит, вы порядочны? – иронически спросила она, открыла сумочку и достала из лакированного французского портсигара сигарету, прикурила ее от карманной зажигалки, потом кинула все это назад в сумочку, оставив ее открытой.
– До невозможности, – ответил я.
– В таком случае, зачем же вы занялись такой нечистой профессией?
– А вы? Каким образом вы вышли замуж за контрабандиста спиртным?
– О, боже мой, только давайте не будем начинать препираться снова! Ведь я все утро пыталась дозвониться до вас. Звонила и сюда, и по домашнему телефону.
– Из-за Оуэна?
Лицо ее вдруг стало серьезным. Она сказала мягко:
– Бедный Оуэн. Значит, вы уже все знаете.
– Работник полиции взял меня с собой в Лидо. Он думал, что я знаю что-нибудь об этом деле. Ему известно, что Оуэн хотел жениться на вашей сестре...
Когда-то.
Она молча курила, глядя на меня полными покоя черными глазами.
– Это было бы не так уж глупо, – тихо сказала она наконец. – Он любил ее. А это редко встречается в нашей среде.
– Он был судим.
– Попал в плохую компанию, – пожав плечами, пренебрежительно заметила она. – Ведь это и значит в нашей деморализованной стране понятие «судим». – Я бы этого не сказал.
Она сняла правую перчатку и прикусила указательный палец, глядя на меня с полным самообладанием.
– Я пришла сюда не за тем, чтобы вести речь об Оуэне. Вы уже созрели для того, чтобы сказать мне, чего, собственно, хотел от вас мой отец?
– Без его разрешения не могу.
– Речь шла о Кармен?
– Я не могу сказать даже это. – Я кончил набивать трубку и поднес к ней спичку.
Некоторое время она смотрела, как я курю, потом вынула из открытой сумочки толстый белый конверт и кинула его на стол.
– Может, на всякий случай, вы познакомитесь с его содержимым.
Я взял конверт. Адрес, – миссис Вивиан Риган, 3765 Альта Бри Кресчент, Вест-Голливуд, – был напечатан на машинке. Письмо послано пневматической почтой, а отправлено согласно проставленной на нем пометке в восемь пятнадцать утра. Я открыл конверт и вынул из него блестящую фотографию небольшого формата. На ней красовалась Кармен, сидящая в костюме Евы с серьгами в ушах в кресле с подлокотниками, стоящем на возвышении в комнате Гейгера. Глаза ее были еще более безумны, чем я их запомнил. Обратная сторона снимка была чистой. Я вложил ее обратно в конверт и спросил:
– Сколько они хотят?
– Пять тысяч. За негатив и остальные снимки. Дело должно быть улажено сегодня вечером, в противном случае они грозятся передать фото газете, специализирующейся на публиковании скандальных историй.
– Как они вам это сообщили?
– Какая-то женщина позвонила мне через полчаса после того, как пришло письмо.
– Того бульварного листка вам нечего бояться. Любая информация подобного рода сейчас предварительно рассматривается. Что еще она говорила?
– А она должна была говорить еще что-то?
– Конечно, – ответил я.
Она посмотрела на меня слегка смешавшись.
– Да, вы правы. Та женщина добавила, что эта история связана с отвратительным уголовным делом и мне лучше действовать побыстрее, иначе я смогу поговорить со своей маленькой сестренкой только через железную решетку.
– Прекрасно, – заметил я. – И что это за уголовное дело?
– Не знаю.
– Где сейчас Кармен?
– Дома. Ночью она заболела. Кажется, все еще лежит в кровати.
– Она выходила куда-нибудь ночью?
– Нет. Правда, меня не было дома, но слуги утверждают, что Кармен провела ночь дома. Я была в Лас-Олиндес, играла в рулетку у Эдди Марза, в клубе «Под кипарисами». Проигралась до нитки.
– Ага. Значит, вы любите рулетку. Этого следовало ожидать.
Она закинула ногу на ногу и прикурила новую сигарету.
– Да, я люблю рулетку. Все Стернвуды увлекаются азартными играми, в которых можно проиграть, такими как рулетка или замужество с мужчинами, которые удирают, или конные скачки с препятствиями в возрасте пятидесяти восьми лет, когда можно вылететь из седла и остаться калекой на всю оставшуюся жизнь. У Стернвудов есть деньги, но все, что они за них приобрели – это куча несчастий.
– Что ездил Оуэн в эту ночь на вашей машине?
– Этого никто из нас не знает. Он взял ее без разрешения. Мы всегда позволяли ему брать машину, когда у него был выходной, но в эту ночь у него не было выходного. – Она скривила губы. – Вы думаете, что...
– Что он знал что-то об этом снимке? А как бы я об этом узнал? Во всяком случае этого нельзя исключить. Вы можете получить эти пять тысяч наличными?
– Если не поговорю с отцом, то исключено. Я могу их только занять. Эдди Марз, вероятно, занял бы мне. У него есть все основания быть щедрым со мной.
– Тогда попытайтесь. Возможно, вам придется действовать в спешке.
Она отклонилась на стуле и забросила руку за его спинку.
– А как вы относитесь к тому, чтобы сообщить в полицию?
– Неплохая мысль. Но вы этого не сделаете.
– Не сделаю?
– Нет. Вам прежде всего надо поберечь отца и сестру. Вы не знаете, до чего может докопаться полиция. Возможно, она выявит что-нибудь такое, что не удастся сохранить в тайне. Несмотря на то, что в случаях шантажа полиция старается быть деликатной.
– А вы можете что-нибудь сделать?
– Думаю, да. Но не могу сказать вам, что и каким образом.