– Этот старый хитрец что-то знает.
Дым казался мне горьким, как обман. Я положил трубку и снова растянулся на кровати. Мысленно продираясь сквозь нагромождения воспоминаний – я снова и снова делал одно и то же, посещал одни и те же места, встречался с одними и теми же людьми, говорил им одни и те же слова, все снова и снова, и каждый раз это было настолько реально, как будто только что произошло, как будто происходило сейчас.
Я ехал с «Серебряной головушкой», ведя машину по автостраде с большой скоростью. «Серебряная головушка», забившись в угол, молчала до самого Лос-Анджелеса, так что мы казались чужими друг другу людьми. Я позвонил из открытого всю ночь бара Берни Ольсу и сообщил ему, что убил в Реалито человека и что сейчас еду домой к прокурору Уайльду вместе с женой Эдди Марза, которая видела, как я это сделал. Тихими, вымытыми дождем улицами я доехал до большого дома Уайльда, окна которого уже светились: Ольс успел позвонить прокурору, предупредив, что я еду. Потом я сидел в кабинете напротив закутанного в цветастый халат прокурора, с сосредоточенным жестким выражением лица подносившего сигару к искривленным горькой улыбкой губам. Там был Ольс и еще какой-то худощавый человек с бесстрастным лицом, выглядевший и выражавшийся скорее как профессор, чем как полицейский. Я рассказал, что произошло, а они молча слушали, вместе с «Серебряной головушкой», сидевшей в полутени, со скрещенными на коленях руками и не глядевшей ни на кого из нас. Потом было много телефонных звонков, а потом приехало двое парней из отдела убийств, которые смотрели на меня так, будто я был опасным зверем, сбежавшим из бродячего цирка.
Потом я снова ехал рядом с одним из них и снова находился в комнате, где с лицом, стянутым предсмертной судорогой, сидел Гарри Джонс, а в воздухе плавал горьковато-сладкий запах. Там уже находился полицейский врач, молодой и здоровый, с шеей, заросшей рыжеватыми волосами. Был там также специалист по снятиюд оттисков пальцев, рыскающий вокруг, и это именно он нашел оттиск большого пальца Кэнино – единственный оттиск, оставленный одетым в коричневое мужчиной, единственный, который мог подтвердить мое изложение событий, происшедших здесь.
Потом я снова был в доме Уайльда, где подписал принесенный секретаршей из другой комнаты протокол. Потом открылась дверь, вошел Эдди Марз, и внезапная улыбка осветила его лицо, когда он увидел «Серебряную головушку». «Привет золотце», – сказал он, но она ему не ответила, даже не взглянула на него. Эдди Марз, свеженький и оживленный в темном костюме. Потом все вышли, все, кроме меня и Уайльда, и Уайльд произнес холодным злым голосом: «Все, Марлоу, это последний раз. Если вы совершите еще один такой подвиг, я отправлю вас в тюрьму, несмотря на то, разобьет это кому-нибудь сердце или нет».
И вот так я повторял все сначала, лежа на кровати и наблюдал за солнечными пятнами на потолке.
Вдруг раздался телефонный звонок. Ко мне обратился Норрис, слуга Стернвудов, этим своим полным благовоспитанности голосом:
– Это мистер Марлоу? Я звонил вам в бюро, но безрезультатно, поэтому позволяю себе побеспокоить вас дома.
– Я всю ночь был в дороге, – пояснил я, – поэтому и отсутствовал в бюро.
– Да, сэр. Генерал очень хотел бы встретиться с вами сегодня утром, мистер Марлоу, разумеется, если у вас есть такая возможность.
– Я буду примерно ченрез полчаса, – ответил я. – Как он себя чувствует?
– Лежит в постели, но чувствует себя неплохо, сэр.
– Посмотрим, как он почувствует себя, после того как увидит меня, -сказал я и положил трубку.
Я встал, побрился и сменил одежду. Взял маленький револьвер Кармен с рукоятью, инкрустированной перламутром, и сунул его в карман. Солнце светило ярко и весело. Через двадцать минут я оказался в усадьбе Стернвудов. В подстриженных деревьях ошалело пели птицы, террасные газоны зеленели после дождя как ирландские флаги, и вообще вся усадьба выглядела так, словно была построена десять минут назад. Я позвонил. Впервые я оказался здесь пять дней назад, а мне казалось, что с тех пор прошел год. Открыла мне служанка, провела в холл и удалилась, сообщив, что Норрис появится здесь через пару секунд. Холл выглядел точно так же, как и раньше. У портрета, висевшего над камином, были те же жгучие черные глаза, а рыцарь на витраже все еще пытался, – ничего не предпринимая для этого всерьез, – отвязать нагую даму от дерева.
Через несколько секунд появился Норрис. И он тоже не изменился. Взгляд его голубых глаз, как обычно был полон отстраненности, розоватая кожа казалась свежей и здоровой, а двигался он так, будто был на двадцать лет моложе, чем на самом деле. Если из нас двоих кто и ощущал бег времени, то это был я.
Мы поднялись по лестнице и свернули в сторону, противоположную спальне Вивиан. С каждым шагом дом казался мне все тише и больше. Мы подошли к массивной старой двери, похожей на церковную дверь. Норрис осторожно открыл ее. Пройдя в нее, я оказался на чем-то, похожем на ковер, площадью в четверть гектара, и зашагал по нему к большому ложу, напоминавшему то, в котором умер Генрих VIII.
Генерал Стернвуд сидел на кровати, опираясь на подушки. Мертвенно бледные руки сжимали конец покрывала и благодаря его белизне казались грязновато-серыми. Огонек жизни все еще светился в черных глазах, хотя лицо уже было лицом трупа.
– Садитесь, мистер Марлоу, – сказал он слегка усталым, словно деревянным голосом.
Я пододвинул стул к кровати и сел. Все окна были закрыты, малейший лучик солнца не проникал сквозь шторы. В воздухе витал сладковатый запах старости.
Некоторое время генерал молча смотрел на меня. Наконец, подняв руку так, словно хотел проверить, может ли еще двигать ею, он произнес.
– Мистер Марлоу, я не просил вас, чтобы вы разыскивали моего зятя.
– Но ведь вы меня наняли.
– Но об этом я вас не просил. Вы взяли на себя слишком много. Я привык говорить, если хочу чего-то.
Я не ответил.
– Я заплатил вам, – холодно продолжал он. – Деньги тут, впрочем, не имеют значения. Я расцениваю это так, как если бы вы, без сомнения, не жклая того, злоупотребили моим доверием. – Произнеся эту реплику, он закрыл глаза.
– Вы вызвали меня сюда для установления этого факта? – спросил я.
Он медленно открыл глаза, словно веки его были свинцовые.
– Мне кажется, вас задело это замечание.
Я тряхнул головой.
– У вас передо мной преимущество, генерал. Я не хочу отнимать его у вас. Можете говорить мне все, что пожелаете, а я наверняка не обижусь и не буду злиться. Я хотел бы предложить вам взять деньги обратно. Я знаю, что для вас это не имеет значения, но для меня, наоборот, имеет определенное значение.
– Какое?
– Для меня это значит, что я отказываюсь принять плату за поручение, которое не смог выполнить так, чтобы удовлетворить заказчика. Вот и все.
– У вас часто бывают такие поручения?
– Бывают. Как иу всех.
– Почему вы пошли к капитану Грегори?
Я откинулся на стуле и перевесил руку через его спинку, вглядываясь в лицо генерала. Я не прочел в нем ничего. У меня не было ответа на его вопрос. Удовлетворительного ответа.
– Я был уверен, что вы передали мне вексель Гейгера, чтобы испытать меня, – сказал я. – И что вы опасались, что Риган мог быть как-то замешан в шантаже. Тогда я еще ничего не знал о Ригане. Лишь после разговора с капитаном Грегори мне стало понятно, что участие такого человека как Риган, в этом деле исключено.
– Это вовсе не ответ на мой вопрос, – прервал меня генерал.
Я кивнул.
– Да, это, собственно, не ответ на ваш вопрос. Просто мне не очень хочется признаваться, что во всем этом деле я был не очень искренен по отношению к вам. Когда в первый день после встречи с вами я выходил из помещения для орхидей, за мной послала миссис Риган. Похоже, она была уверена, что вы наняли меня для поисков ее мужа. Казалось, она не в восторге от этого. В разговоре со мной у нее нечаянно вырвалось, что «они нашли машину Ригана в одном из окрестных гаражей». Этими «они» могла быть только полиция, а значит полиции было что-то известно. Если так, то дело относилось к разыскному отделу. Разумеется, я не знал, вы заявили туда об исчезновении Ригана или кто-то донес об этом или же просто сообщил о брошенном в гараже автомобиле. Но я знаю полицейских и знаю, что если им уже известно что-то, то они узнают еще что-нибудь, особенно, если у вас есть водитель, который уже был судим. Я не знал, много ли уже известно полиции, поэтому решил пойти туда. В правильности этого шага меня убедила позиция прокурора Уайльда в ту ночь, когда в его доме обсуждалось дело Гейгера. Некоторое время я был с ним с глазу на глаз. Он спросил меня тогда, поручили ли вы мне искать Ригана. Я ответил, что в разговоре со мной вы упомянули, что охотно узнали бы, где он находится и хорошо ли ему живется. Прокурор Уайльд сжал губы и состроил странную мину. Мне стало ясно, что говоря о «поисках Ригана», прокурор имел ввиду пуск в движение всего большого полицейского механизма. Поэтому, разговаривая с капитаном Грегори, я старался не сказать ничего, о чем бы он уже не знал.