— Отстань, Квин. Она поднялась и положила руки на его обнаженную грудь.
— Я потный, как свинья, — пробормотал он и снял ее руки.
— Я уже заметила. Не знаю, что привлекает мужчин в такие места, в которых воняет, как от грязных носков, но если это помогает тебе сохранять форму… — Она посмотрела на него с одобрением. — Мне придется, наверное, устроить у себя дома тренажерный зал.
— Не увиливай от разговора.
— А о чем мы говорили?
— Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Шантел дотронулась кончиком языка до своей верхней губы и пододвинулась к нему поближе.
— Почему? Я ведь уже заплатила тебе за эту неделю.
Деньги меня не интересуют. — Он не оценил ее шутку.
— А что тебя интересует?
— Ты. — Он произнес это сквозь зубы и повернулся, чтобы уйти. Ему нужно было немного времени, чтобы вернуть себе душевное равновесие. — Больше так не делай.
— Хорошо, не буду. Прости меня.
Когда за его спиной захлопнулась дверь, Шантел снова села. Значит, он к ней неравнодушен. Она закрыла глаза и прошептала про себя: «Он ко мне неравнодушен».
Она добилась того, что он это произнес. Теперь надо добиться, чтобы ему это понравилось.
— Сколько ты еще будешь сердиться?
Они ехали домой, опустив верх машины. Первые пятнадцать минут Шантел не нарушала молчания.
— Я не сержусь.
— Но ведь ты сжимаешь зубы.
— Считай, что тебе повезло, что я не делаю ничего другого.
— Квин, я ведь уже попросила прощения. Я не собираюсь извиняться до бесконечности.
— А никто тебя и не просит. — Квин свернул на дорогу, ведущую к дому Шантел.
— Я прошу лишь одного: относись к ситуации, в которой ты оказалась, серьезно.
— А ты думаешь, я отношусь к ней несерьезно?
— Судя по твоей сегодняшней выходке — да.
Шантел поерзала на сиденье. Ветер подхватил ее волосы и взъерошил их. Она разозлилась:
— Перестань обращаться со мной как с ребенком. Я прекрасно понимаю ситуацию, в которой нахожусь. Я помню о ней двадцать четыре часа в сутки, каждый день, каждую ночь. Каждый раз, когда звонит телефон или когда я просматриваю почту. Когда я ложусь спать, я думаю о ней. Когда я просыпаюсь по утрам, то снова думаю о ней. И если я не сумею выкроить часок, когда эти мысли не будут меня преследовать, то сойду с ума. Я пытаюсь выжить, Доран. Поэтому не говори со мной так, словно я безответственная дурочка.
Она отодвинулась от него, и снова воцарилось молчание.
«Я был прав, — подумал Квин, снижая скорость. — Но и она тоже права». Шантел так хорошо владеет собой, что временами вводит его в заблуждение. На самом деле она никогда не забывает о грозящей опасности, однако не хочет показывать виду, за исключением тех моментов, когда остается одна. И он не знал, как сказать ей, что за это он любит ее больше всего.
Любит ее… С этим трудно смириться, но правда часто бывает жестокой. И чем сильнее он ее любил, тем больше беспокоился о ее благополучии. Он знал, что она много работает и ее рабочий день длится по многу часов. Она испытывает огромное напряжение, которое нельзя испытывать постоянно. Даже такая сильная женщина, как Шантел, когда-нибудь сломается.
О черт, как ему хотелось получить хоть какой-нибудь результат! Пошла уже третья неделя, а он все так же далек от отгадки, как и в первый день. Ему хотелось, чтобы она была в безопасности и наслаждалась жизнью. Хотя он и опасался, что когда Шантел избавится от своего преследователя, то подпишет для него чек и помашет ручкой на прощание.
Руки Квина на рулевом колесе напряглись. Если дело до этого дойдет, ей придется бороться за себя одной.
«Расслабься, — велел он себе. — Она от тебя не уйдет». Скосив глаза, он посмотрел на Шантел. Та сидела сердитая и напряженная. «Ангел мой, — произнес он про себя, — я мужчина, который подрежет тебе крылья».
Квин осторожно положил руку на спинку сиденья.
— Не дуйся. Если будешь дуться, у тебя все лицо покроется морщинами. И что ты тогда станешь делать?
— Скажу: поцелуй меня в…
— С удовольствием. Он остановил машину у обочины. Она даже не успела зарычать на него, так быстро он ее обнял. — Давай я начну с твоего милого личика, а потом спущусь вниз?
— Нет.
— Хорошо, если ты возражаешь, я начну снизу.
Но когда он попытался развернуть ее к себе, она стала всерьез сопротивляться.
— Прекрати. Я не хочу, чтобы ты меня целовал.
— Ты уверена? — Он поднес к губам ее запястье и провел по нему губами. — А здесь можно?
— Нет.
— А вот здесь? — Он прижался губами к ее шее сбоку.
Шантел перестала вырываться.
— Нет.
— Ну, целовать другие места, стоя на обочине, не совсем безопасно, но если ты настаиваешь…
— Прекрати. — Она со смехом оттолкнула его. Потом она прислонилась к двери и скрестила на груди руки. — Старый развратник.
— Обожаю, когда ты меня оскорбляешь.
— Тогда, я думаю, тебе понравится вот это, — начала было она, но Квин опередил ее. Он впился губами в ее рот, заглушив то, что она хотела сказать. Реакция наступила сразу же и от чистого сердца. Шантел обвила его шею руками, а ее губы чуть раскрылись. На мгновение они ощущали только тепло уже клонившегося к закату солнца и чистое, ничем не замутненное удовольствие.
Несколько секунд после того, как он оторвался от ее губ, ее глаза располагались очень близко от его лица. Когда они медленно раскрылись, Квин увидел темные зрачки и затуманенный взгляд.
— Пытаешься вымолить прощение? — прошептала Шантел.
— За что?
Ее губы искривились, когда она приложила руки к его щекам.
— Да так, забудь. Поедем домой, Квин.
Он снова поцеловал ее долгим поцелуем и лишь после этого завел мотор.
— Кстати, Риццо спрашивал, не подаришь ли ты для его кабинета фотографию с автографом?
Шантел рассмеялась, откинулась назад и всю дальнейшую дорогу наслаждалась ездой. Когда они огибали высокую стену, окружавшую ее поместье, ей пришла в голову мысль искупаться в бассейне. Брайан была права. Надо провести остаток выходных с пользой. Она собиралась пригласить Квина поплавать вместе, но он неожиданно остановил машину.
— У ворот чей-то автомобиль. В нем сидит какой-то мужчина, видишь? Похоже, он чего-то требует.
— Неужели ты думаешь, что… — Шантел облизала губы. — Вряд ли он решится подъехать прямо к моим воротам.
— Давай выйдем и все узнаем. — Квин вытащил ключ зажигания и отпер бардачок. Шантел увидела, как он вытащил оттуда револьвер, который был совсем не похож на ее игрушечный револьверчик. И у нее не было сомнений, что он заряжен.
— Квин.
— Сиди здесь. И не спорь.
— Но я не хочу, чтобы ты…
Спор у ворот разгорался, и до нее донеслись голоса. Прислушавшись, Шантел крепко вцепилась в Квина.
— Глазам своим не верю, — прошептала она. Шантел прищурилась, пытаясь разглядеть человека, сидевшего в машине. — Глазам своим не верю, повторила она и выскочила из автомобиля еще до того, как Квин сумел ее остановить.
— Шантел!
— Это мой папа! — смеясь, крикнула она Квину. — Это папа! — Ее длинные ноги замелькали по дороге. — Папочка! — Смеясь, она широко раскрыла объятия.
Фрэнк О’Харли перестал препираться с охранником и повернулся к ней. Его худое лицо расплылось в улыбке.
— Девочка моя! — Гибкий и проворный, он бросился к Шантел и обнял ее. С радостным воплем он трижды покружил ее на месте. — Как ты, моя маленькая принцесса?
— Удивлена. — Она поцеловала его гладкое, как у ребенка, лицо, а потом снова обняла. От него, как обычно, исходил запах пудры и мяты. — Я не знала, что ты приедешь.
— А я что, должен дожидаться приглашения?
— Не говори глупостей.
— Ну, так скажи об этом шутнику, охраняющему ворота. Этот идиот не впустил меня даже после того, как я сказал, что ты моя плоть и кровь.
— Прошу прощения, мисс О’Харли. — Мужчина с напряженным лицом, стоявший позади ворот, пронзил Фрэнка взглядом. — Этот сумасшедший старикашка угрожал вытащить изо рта язык и намотать на шею. Здесь никто не мог подтвердить, что это ваш отец.